Контакт

Света чувствовала: сегодня что-то должно произойти. У неё такое уже не раз бывало, ещё с детства. Если чувствует, что уронит цветок, то так и происходит. Уронила горшок с цветком – и вспоминает, что она это сегодня чувствовала. Просто за всякими дневными проблемами такое забывается.
И сегодня было предчувствие. Не горшок, конечно. Какая-то встреча, разговор. Незнакомец, кажется. Не обычный разговор, а очень интересный лично для неё.
На работе было всё, как обычно, ничего сверхъестественного не произошло. По пути домой ей вдруг захотелось купить домой гранат – захотелось, и всё тут! Зашла в свой обычный магазин, поискала – нету. Придётся делать крюк, искать в соседнем.
Конец ноября, на улице в это время уже темно. Улица между этими магазинами не освещена, приходится брести почти наугад, различая в темноте дорогу. Первый снег, или второй по счёту, растаял неделю назад, так что и он не освещал путь своей белизной.
Тут её кто-то схватил.
«Помогите!» - мысленно крикнула Света. Крикнула бы и голосом, если бы кто-то не зажал ей рот, силой уводя куда-то в сторону, в ещё большую темноту.
«У этого дома есть проёмы полуподвальных окон без решёток», – вспомнила Света. «Он сейчас ожидает сопротивления, а если оттолкнусь в его сторону – и сторону дома – упадём как раз в такой проём.»
Она сильно оттолкнулась ногами, налегая назад. «Хорошо, что туфли на низких каблуках, а то бы уже много раз ногу подвернула, в ноябре-то», - успела промелькнуть мысль.
Возникло ощущение свободного падения. «Угадала! Как раз в проём падаем. Он снизу – ему должно быть больнее, а я на него приземлюсь.»
Падение было долгим, будто там не метр глубины, а два или три… Или больше?..

***

Витюша чувствовал: они вдвоем куда-то падают. Тут же последовал удар, и… Всё.
Он очнулся из-за её возни. Суженая, кажись, пришла в себя раньше. И теперь вылезала из той ямы, куда они провалились. Вылезала, топча мягкий Витюшин живот острыми каблуками. Потом она неуклюже подпрыгнула и вцепилась в кирпичный бордюр. Кладка была холодной и мокрой от тающего под пальцами снега. Край кирпича жёстко елозил по её рёбрам, пока Света рывками лезла вверх.
«Как же ты смешно сейчас выглядишь», - хотел сказать он. Но промолчал.
Наконец, она выползла из ямы и оба вздохнули с облегчением. Света – лёжа на припорошенном асфальте, а Витюша – в яме. Со времени их совместного падения связь усилилась настолько, что он чувствовал одновременно за двоих.
Он давно приметил её, прикипел душой. А она делала вид, что ничего не замечает, то ли дразня Суженого, то ли боясь себе признаться. Если раньше он порой сомневался в судьбе, лишь незаметно провожая девушку домой с работы, тенью следуя за ней во время прогулок или шоппинга, то сейчас всё стало предельно ясно. Они предназначены друг для друга. Даже не так: Витюша и Света, по сути – один человек в двух телах! И, конечно, вторая половинка Светюши не откажется помочь первой выбраться, ведь так?
«Светочка!» - хотел крикнуть он, но из горла не донеслось ни звука. Он собирался повернуться, чтобы распрямить шею, но и это не удалось. Безмолвный и неподвижный, Витюша чувствовал, как осколок кирпича впивается ему в спину и одновременно чувствовал, как его/её ноги уносят Суженую всё дальше.
А посередине спины пульсировала боль от острого камня.
А руки-ноги не двигались.

***

«Жарко», - подумала Света, лёжа на асфальте и смотря на зелёные кроны деревьев, которые тщетно пытались скрыть собой безоблачное небо. «Зелёные? В ноябре?» Что-то не срасталось. С тех пор, как этот маньяк её ухватил, происходило что-то странное.

Игнельф с братьями загоняли раненого кабана.
«Помогите!»
Юноша повернул коня на… нет, не на звук. Ладно, – сейчас некогда над этим думать – в общем, в том направлении, где нужна была его помощь. Голос был явно женский и какой-то… родной, что ли. Будто знал всю жизнь.
Он выскочил на небольшую поляну и остановил коня. На краю оврага лежала, смотря в небо, рыжеволосая девушка в тёплых, не по погоде, одеждах иноземного покроя.

Топот копыт и конское всхрапывание. Света оторвала глаза от неба и посмотрела в сторону источника звуков. Всадник. Черноволосый красавец был худ, он восседал на статном вороном жеребце, что лишь усиливало это впечатление.
- О, мадемуазель! С Вами всё в порядке? – брюнет соскочил с коня, подошёл к ней и подал руку, помогая встать.
- М-м… Благодарю, сударь, - ей это всё почему-то напомнило французский роман, и она стала ему соответствовать, будто находясь на сцене театра.
Света огляделась по сторонам. Вокруг зелень, буйная растительность, от её родного Воронежа не осталось и следа. На незнакомце бежевая куртка, пошитая золотом. Интересно, одевались ли так когда-нибудь?
- Не соизволите ли просветить, где я сейчас нахожусь?
- О, Вы в лесах моего отца вера Браадта, к западу от его имения. Позвольте представиться, - слегка поклонился он, - Игнельф Браадт, - и поцеловал ручку, которую до сих пор держал.
- Светлана Владимировна Воронежская, весьма рада знакомству, - представилась она в ответ. Лучше не говорить свою настоящую фамилию «Кузнецова» - а то ещё решит, что дочь кузнеца. Пока он её воспринимает, как равную себе – пусть так и будет впредь.
- Позволите ли мне проводить Вас? Вы не ушиблись? – видимо, он решил, что Света упала… с лошади? - Мы с братьями охотимся на кабана. Вам повезло, что я Вас услышал, - говорил Игн-как-его-там, подводя её к своему коню.
Очень хотелось скинуть с себя тёплую зимнюю куртку, но Света решила не выходить из роли – пусть считает, что эта одежда для неё – норма.
- Позвольте, я Вам помогу, - сильные руки подхватили её, бережно усадив на коня. Света тут же вцепилась в седло – было довольно высоко до земли. Брюнет - надо бы вспомнить его имя - взял жеребца под уздцы и повёл в обратную сторону, откуда прискакал.

***

Холодно. Витюше было чертовски холодно лежать чёртовых полчаса в чёртовой яме. Купленный мамой пуховичок уже не грел. Всё это время Суженая парилась в теплой куртке на каком-то курорте. «Как она там оказалась так быстро?», - недоумевал романтик.
Двойственность ощущений раздражала, но еще больше бесило то, что, только-только восстановив целостность, Светюша снова был разделён. И этот хмырь на лошади… Он же клеил его Суженую. Хоть Витюша и не понял ни слова из той тарабарщины, что нёс этот педик расфуфыренный, но, посадив Свету на свою лошадь, этот подлец навлёк на себя Великий Гнев. От злости Витюша даже сжал руку до боли, так, что сломал наманикюренный ноготок.
Её прекрасный ноготок! Ну конечно, они же вместе – одно целое. Витюша понял, что гневаться нужно поосторожнее, чтобы не повредить Суженой. Он же несёт ответственность за них двоих, раз уж она делает вид, что не замечает их связи.
Всё этот пакостный французик. (Витюше показалось, что французы именно такие.) «Пегметтэ муа…» - тоже ещё, позвольте ему, видите ли! На самом деле, из школьного курса Витюша запомнил только десяток слов, так что сейчас он сосредоточился на единственной понятой фразе.
«А вот не позволим, вот хрен те по всей наглой морде!» - злорадно подумал Витюша, спрыгивая с кобылы. Спрыгнуть не получилось. Светюша лишь чуть дёрнулась и начала крутить головой, лепеча ту же дребедень, что и тупой лошадник.
«Когда это она жабоедов язык успела выучить?», - удивился Витюша. В школе она учила английский и немецкий – факультативом. Это было на её страничке в Одноклассниках. Вот и доверяй после этого Интернету!
Ничего-ничего, щас мы ему устроим «сосьете женераль»! Но, тут сверху раздалось:
- Эй, мужик! Ты живой тама?
В глаза брызнуло резким белым светом, как будто над ямой зажглась большая колючая звездочка. Витюша с трудом зажмурился – походу, глаза ещё слушались. Свет задёргался и погас.
- Алё… Алё, скорая? Приезжайте быстрее, тут, эта, парню плохо! Плохо, грю, в яму упал, где окно подвальное, и лежит… Не, вроде, живой ещё… Адрес, да, пишите…

***

«Эх, ноготь сломала», - заметила Света. «И когда только успела? Видимо, всё из-за того бандита.»
- И... И-Игнат – извините, если неправильно запомнила Ваше имя, - обратилась она к своему спасителю, забыв про мелкую неприятность.
- Да нет, мне так даже больше нравится, - вежливо ответил он. – Наверно, так моё имя звучит в Ваших краях?
- Да, извините, сударь Брадт, - ей вдруг пришло в голову, что тут, наверно, принято обращаться по фамилии.
- Нет, что Вы, можете называть меня по имени, - разрешил он.
- Что же, тогда для Вас я Света, - теперь можно вздохнуть спокойно – почти что перешли на «ты», хоть что-то привычное. – А далеко ещё до Вашего имения? Или Ваших братьев? Или хотя бы когда кончится лес? – спросила она, наконец, то, что хотела.
- О, лес кончится ещё нескоро. Мои братья, скорее всего, увлечены сейчас охотой на кабана, а имение в другой стороне, но нам сперва надо найти остальных, - ответил Игнат на вопросы в обратном порядке.
Впереди послышался хруст веток и голоса. Всадники.
- О, Игнельф! – обрадовались они, как только показались на виду. Света постаралась запомнить на этот раз его настоящее имя и обратила внимание, что они делают ударение на первый слог. – А кто эта прекрасная незнакомка, которую ты ведёшь?
Братья его были все как один черноволосые и гладко выбритые молодые мужчины, можно сказать, парни – будто бы все одного возраста. Сколько ж их? Четыре или пять?
- Знакомьтесь, - повернулся он к ней, - Делерес, Вальрих, Монжий и Урпет Браадты, мои братья, - представлял Игнельф их ей, указывая то на одного, то на другого. Как будто она запомнит! Значит, четверо, а сам он – пятый. Если только они не спрятали где-то ещё пяток. - А перед вами, вары, Светлана Владимировна Воронежская, она заблудилась в нашем лесу и хочет попасть домой.
Что же, неплохо, можно сказать и так. Действительно - хочется домой, в Воронеж, залезть во Вконтахте, почистить гранат и расслабиться перед монитором. Даже на работу почему-то охота, как ни странно. Или ванну. Да.

Сегодня Света чувствовала, что будет что-то непонятное, доселе неизведанное. Какие-то мужские руки… Близко-близко. Ощущение странное… Пожалуй, ближе всего к ней были мужские руки, когда на неё напал маньяк на тёмной улице.
Света проснулась, ощущая какой-то дискомфорт в теле. Стала подниматься – что-то не то. Пошатнувшись, она ухватилась за стену и кровать, чтобы не упасть. Села обратно. Что это с ней? Посмотрела на свои руки – большие, грубые, волос больше, чем обычно. Явно не её. Мужские. Ощупала лицо – да, не то. Больше всего её расстроило, что пропала её великолепная грудь, которой Света так гордилась. Она снова ощутила себя девочкой. Нет, не так. Света стала явно сильнее, объёмней и… другая, в общем. Она где-то читала, что у мужчин центр тяжести расположен в другом месте организма. Снова попыталась встать, держась за мебель и стены. Непривычно. Так, центр тяжести выше или ниже? Похоже, выше. Неудобно как-то. Но стоять более-менее получается. Надо сделать шаг. Так? Как они ходят? Она припомнила знакомых мужчин. Ага – у них походка более прямая, значит, не вилять задом. Попробуем. Вроде, легче. Приноровиться можно, но придётся долго привыкать.
А она, видимо, теперь в другой комнате – не там, где заснула вчера. И вообще, не похоже это на особняк Браадтов.

Рано утром, тренируясь со шпагой, Игнельф вдруг почувствовал непонятный всплеск паники, растерянность и даже шок. Или это не его чувства? Как будто кто-то попал в беду. Тот вчерашний призыв о помощи – это был явно голос Светланы, может, с ней и сейчас что-то случилось?

***

Машина скорой, мамина истерика при виде парализованного сына, попытки её утешить, двигая глазами… Всё это так утомило Витюшу, что, оказавшись на больничной койке, он сразу заснул.
Проснувшись, он сладко потянулся. Тело было мягким, упругим, каким-то сдобным, что ли. Когда он сел в постели, грудь его пружинисто колыхнулась. Витюша, наконец, узнал эти ощущения. Светино тело. Их единение укрепилось еще больше – очевидно, Суженая не могла больше терпеть приставания наглого лягушатника и пригласила его для защиты.
Открыв наконец глаза, Витюша утвердился в подозрениях: иностранец затащил их в какой-то роскошный отель. Кружевная занавеска над кроватью - чёрт знает, как это называется, криволапая лакированная мебель, картины в ажурных рамах. Хитёр французик, ничего не скажешь! Одного не рассчитал – Света, его Светик, совсем не такая дура, чтобы повестись на пустую роскошь. И не только раскусила грязные намерения, но и позвала Суженого.
Прикрыв глаза, Витюша попытался «нащупать» Свету, но – впустую. Связь оставалась, но как будто придушенная мокрой подушкой. Нужно было как-то наладить коммуникацию. К примеру, написать письмо красной помадой на зеркале. Иронично и мило.
Беглый осмотр комнаты не выявил наличия помады. Ни красных лаков, ни румян. Не нашлось даже завалящей суриковой краски! Витюша понимал, что его слегка «заносит», как частенько бывало в детстве, но ничего не мог поделать – нужно было что-то красное.
Взор его пал на резной столик. На гладкой поверхности лениво развалился мохнатый серый кот. Перс или вроде того, с мордой типа «просит кирпича». Рядом с животиной лежали гусиные перья и маленький ножичек.
- Фух. Ну, сделаем это! Кис-кис-кис…

«Рас два три читыри пять. Я иду тибя искать» - аккуратно вывел Витюша на зеркале. Немного подумал, и исправил на: «изкать». В школе он гордился своей усидчивостью и ещё с тех времён запомнил: всегда ищи проверочное слово. Здесь проверочным словом было «из». «Из чего?» - «из Кать». Стоило ещё написать раздельно, да не хватило места.
Впрочем, и так получилось здорово – таинственно, игриво. Кошачья кровь оказалась хорошим заменителем помады, разве что буквы немножко подтекли. Но кто идеален? Витюша открыл окно, чтобы выкинуть кота, когда отвлёкся на стук в дверь.
- Мадмуазель, Вы проснулись? – донеслось из коридора.
Лягушатник, так же, как раньше, говорил на своём, хотя Витюша почему-то всё понял.
- Нет! – не подумав, крикнул он в ответ.
Из-за двери донёсся приглушённый смешок, щелкнул ключ и наглый ухажёр зашёл в комнату.
При виде художества на зеркале и дохлого кота в Светюшиных руках, холёная морда иностранца вытянулась.
- Ведьма! – театральным шёпотом выдал он и бросился прочь.
Витюша понял, что Свету забросило в общину французских староверов, и с ними нужно поосторожнее. Потому, выбросив трупик кота, он вооружился кованым подсвечником, стоявшим в углу. Полутораметровая железяка оказалась тяжёлой, как настоящая дубина.
Когда четверо братьев вбежали в комнату, Светюша размахнулся своим грозным оружием и…

Тр-р-р-р-ртт! Его будто зажали в огромные трясущиеся тиски и начали бить молотками со всех сторон.
Он хотел вырваться, закричать, но из парализованных губ вырвался только тихий стон. Когда в глазах прояснилось, Витюша увидел потолок больничной палаты и взволнованное мамино лицо.
- Потерпи, сына. Потерпи, родной, - причитала она, стоя рядом, но не касаясь его, - Сейчас доктор тебя вылечит. Мигом поставит на ноги.
- Я так-то ещё фельдшер, - прозвучало рядом, - И вы уверены, что надо его электрошоком лечить? Как бы сердце не того… Тут невролога надо бы, или психиатра…
- Ой, да заткнись ты, чёртова сосиска! – остервенела мама, - На малом разряде ничего плохого не будет.
- Продолжай! – приказала она тем особым тоном, которого некогда послушался даже директор Витюшиной школы, исправляя ему двойки в аттестате.
Витюша приготовился к до-о-олгим процедурам. Мамуля любила и умела лечить.

***

Больница. Ну конечно – что же это ещё может быть! Света, видимо, так сконцентрировалась на непривычных ощущениях своего нового тела, что настолько ушла в себя и не сразу заметила в окружении знакомую любому человеку больничную палату. Ей важнее было научиться нормально передвигаться.
Осторожно приоткрыв дверь, выглянула в щель. Спит какая-то женщина лет сорока. Нет, ещё не спит, но уже клюёт носом. Света выглядит, как пациент больницы. Плохо. Надо как-то отсюда сбежать, после чего выяснить, где она и что происходит. Проверила все тумбочки – ничего существенного, лишь пара книг – переодеться не во что. Осторожно проскользнула в дверь, проследив, чтобы она не скрипнула, и поковыляла в обратную спящей женщине сторону. Представила, как сейчас выглядит – идёт шатающийся в буквальном смысле мужик, виляя задом, в пижаме больного по коридору… Чуть не прыснула от смеха, едва не рассекретив себя. Так, серьёзней! Идёт какая-то медсестра.
- Извините, не подскажете, сколько сейчас времени, - раздался из её гортани мужской басок.
- Половина пятого, - посмотрела та на часы.
- Ой, я же на обед опоздал! – сказала Света и пошла быстрее.
Ординаторская. Света стала осторожно приоткрывать дверь. Никого с правой стороны… просунула в щель только часть лица с глазом – с левой тоже пусто. Вошла, закрыла за собой. Халат, докторский халат бы. Или домашнюю одежду – что-нибудь должно быть! В ящиках столов только документы, ручки и мелочь. Даже ключей не нашла. Шкафчики и сейф закрыты. Дисциплинированные тут доктора! Настенный календарь показывал 22 ноября – это что, вчера на неё тот маньяк напал? А, кажется, так давно это было…
Устала искать даже. Надо присесть.
Ей вдруг привиделось знакомое лицо. Разговаривают. Она не может двигать ни руками, ни ногами. Этот красавец ей что-то говорит. Горечь и досада. У неё, да. Но не от того, что двинуться не может – он ей сообщил что-то грустное, что её неприятно удивило и поразило.
Света очнулась от видения и поняла: это не было, оно будет.
Так, надо выходить из ординаторской, а то застукают.
Встретив всего одного больного, Света спустилась на этаж ниже, но по лестнице навстречу ей кто-то поднимался. Свернув в коридор, она увидела на этом этаже нескольких докторов, до того активно разговаривающих, которые внезапно замолкли, заметив её. Она свернула в ближайшую палату. Похоже, загнана в угол! Глянула в окно – ещё высоко. На улице снег. Бежать некуда. В палате все спят. Надо стать похожей на них! - Света залезла под одеяло и притворилась спящей, это у неё получилось хорошо.

- Света! Как Вы себя чувствуете? – участливо спросил Игнат. Опять забыла его настоящее имя!
- Да, вроде, ничего, - ответила она и обрадовалась, услышав свой настоящий, а не мужской, голос. Посмотрела вправо-влево – её руки пристёгнуты к лежанке с колодками, здешним прообразом наручников.
- Вы были не в себе, - извиняющимся голосом ответил Игнельф. Точно! Именно так его и зовут! Надо запомнить. Опять. – Вы что-нибудь помните?
- Я… да бред какой-то. Просто нехороший сон, - поморщившись, честно ответила она.
- А помните нашего Силлариона? Я познакомил Вас с ним вчера…
- О, тот симпатичный кот! Такой мордатенький, - несмотря на ограничение свободы рук и ног, Света улыбнулась, вспомнив красавца.
- Да. Он сегодня умер…
- Как? – улыбка сразу исчезла, глаза округлились, а сама девушка резко приподнялась, что в её положении было затруднительно. – А вчера ещё был такой здоровенький… У вас мор ходит, да? – вспомнила она рассказы о средневековье. Пока что всё, здесь увиденное, было больше всего похоже на него. – Чумка какая-нибудь?
Приветливость с лица Игнельфа мигом пропала, он поморщился, отстранившись.
- Ой, я что-то не то сказала? Извините. Просто жаль кота…
- Да, я понимаю, - вставая, ответил он. – Я сейчас распоряжусь – Вам принесут обед.
Слуги освободили ей руки и ноги и стали кормить, как маленькую. Такое ощущение, будто с той стороны двери стоит минимум пара человек… Охраняют, что ли…
Чуть только трапеза закончилась, снова вошёл Игнельф.
- Игнельф, слушайте, можно мне… в уборную? – Света состроила просительную гримасу.
Мужчина на секунду задумался, видимо, эта просьба привела его в замешательство.
- Да, конечно, - и уже наружу: - Проводите мадемуазель Воронежскую в уборную! – велел он.
Игнельф подал Свете руку, чтобы помочь встать с лежанки, на которой её кормили, и проводил из жуткой комнаты, так сильно напоминавшей пыточную. Света, пока в ней находилась, старалась об этом не думать, чтобы сохранить здравый порядок мыслей. По бокам двери и вправду стояли двое человек, каждый с палашом за поясом. Они её и повели дальше. Такое чувство, что целый день терпела…
Привели обратно, и Игнельф стал рассказывать:
- Светлана, слушайте, мне надо сообщить Вам кое-что важное. В Вас утром вселился демон… Это он убил кота и стал писать его кровью на зеркале. Хорошо, что мы с братьями провели обряд, пока отец не приехал и не узнал об этом. Но мы боимся, что такое может повториться, а потому решили обезопасить Вас и себя, держа Вас здесь. Приносим извинения за такие неудобства.
Теперь она хоть что-то поняла.
- А то зеркало… Можно мне глянуть, что он там написал?
Игнельф аж отстранился:
- Мы, конечно же, омыли поверхность святой водой! – явно удивился он вопросу.
- Ну и ладно, - надо исправлять ситуацию, а то итак положение хреновое, а тут ещё и вопросы странные задавать стала…
- Так вот, чтобы такого не повторилось, мы собираемся обратиться за помощью к одной… женщине. Завтра с утра выезжаем. Потому что ближе к обеду вернётся отец и станет задавать вопросы про кота…
Он уже стал подниматься, заканчивая разговор.
- И, Игнельф! А можно мне бумагу и ручку? То есть, перо и чернила?
- Да, конечно! – он щёлкнул пальцами в сторону выхода: - Письменные принадлежности, пожалуйста!
Когда их принесли, её ухажёр попрощался, слегка склонив голову: - Приятных снов, мадемуазель!
- И Вам того же, вар Игнельф, - улыбнулась ему Света в ответ.
Был тут какой-то порошок – им явно посыпают чернила, чтобы засохли, не замарав бумагу. Пока пыталась написать, она поставила пару пятен, но со второго раза получилось лучше: «Хватит резать котов! Веди себя нормально! Иначе нам с тобой несдобровать.»
Посыпала написанное порошком, стряхнула. «Соль это или сахар?» - подумала она. «Не буду пробовать.» Бумагу сложила в несколько раз и засунула себе за пояс, что ей выдали вместе с платьем вчера, – небось, найдёт. А местные – вряд ли.
Вошёл худощавый слуга.
- Позволите унести письменные принадлежности?
- Да, пожалуйста! – ответила Света так, будто ей это безразлично.
Ночью ей снилась больница.

***

Лужи, скованные первым ледком, жалобно поскрипывали под Витюшиными башмаками. Ему всегда нравилось это ощущение: тонкая корка прогибается, но держит, потому что воды под ней – с напёрсток.
- Хватит лужи топтать! – одёрнула его мама, - У нас дел полно, а ты то по больнице носишься, то в коме прохлаждаешься. Никакой помощи, всё маме самой делать!
- Прости, мам, – виновато пробубнил Витюша.
Он не понял про бег по больнице, но возражать не стал. Иногда ему хотелось даже выругаться, да только стоило взглянуть маме в глаза, как все слова, кроме «прости», застревали в глотке противным колючим комком.

Когда, после часа мучительных «процедур», Витюша вскочил с больничной койки, у фельдшера чуть не случился инфаркт, а мама лишь довольно хмыкнула и велела сыну одеваться. Робкие возражения дежурной медсестры смолкли от одного взгляда.
Витюша даже не успел заметить, в какой больнице лежал – так быстро они дотопали до дома. Их маленький частный домик – единственный среди панельных многоэтажек, окружала небольшая толпа. Женщины среднего и пенсионного возраста, пара плюгавеньких мужичков. Обычное дело.
- Не могу принять вас, ромалы-ы! – завопила мама, вихрем пролетая сквозь толпу, - звёзды не сходятся для гадания! Завтра приходите, касатики!
Перед клиентами речь её приобретала нарочитый цыганский акцент – так людям больше нравится.
Клиенты, повздыхав, стали расходиться. Витюша протолкался к двери и нашарил в кармане спички. Свеча зажглась только со второй попытки. Мама не терпела в доме электричества, говоря: «и так везде от него вибрирует, в хате такого не потерплю», а у ворованных церковных свечей фитили были плоховаты.
Впрочем, мама и без света отлично ориентировалась. Она уже возилась в зале, звеня склянками, стуча коробками и шурша бумагой, как гигантская мышь. Обычно при свечах она только гадала – для досужих дураков и за деньги. А настоящей ворожбой заниматься могла и при дневном свете, и в полной темноте.
Витюшина свечка выхватила из тьмы круглый дубовый стол, заваленный разным оккультным мусором: разноцветными порошками, черепами, сушёными лапками, свитками и блестящими побрякушками. Мама ходила вокруг этой кучи, бормоча:
- Колдуй баба, колдуй дед, трое сбоку - ваших нет, туз бубновый, гроб сосновый, про стрельца мне дай ответ…
Стол начал гудеть, как трансформаторная будка. Витюша знал, что будет дальше, и тихонько попятился.
- Куда пошёл? Вернись! – проскрежетала мама своим совсем уж ведьминским голосом.
Витюша обреченно шагнул вперед. Он терпеть не мог вселяться в Большое Тело. После каждого такого случая он по целому месяцу чувствовал себя жутко тупым.
Стол уже не гудел, а выл на невыносимой высокой ноте. Звук был такой, что впору оглохнуть, но от него не помогли бы ни затычки, ни глухота – он слышался всем телом, от пор в коже до костей. Наконец, поверхность вокруг почернела, и разнообразная колдовская снедь упала сквозь нее в неведомую бездну. Мама сжала Витюшу в удушающих объятиях, и вместе они рухнули туда же.

В келье как всегда было просторно и чисто прибрано. Утреннее солнце сквозь высокие окна падало на шикарный письменный стол и стену, увешанную плётками, пилками и щипцами. Из своего угла онемевший в Большом Теле Витюша мог видеть только мамины руки на столе. В этом теле она была высокой сухощавой женщиной, лет сорока на вид. Руки на столе вдруг конвульсивно дёрнулись, потом развернули один из свитков.
- Предсказано мною, что сим утром твоя Суженая будет здесь, - голос матери прямо-таки сочился силой. В отличие от прошлых раз, она говорила с Витюшей на местном языке, так похожем на земной французский, - У меня давно всё готово. Только твоя выдуманная болезнь задерживала.
Он хотел, было, оправдаться - мол, не специально слёг парализованным, но смог лишь виновато скрипнуть створкой. Мать лишь досадливо махнула рукой, призывая к тишине. Она встала и прошлась по комнате. Черная шёлковая ряса, от плеч и до полы вышитая золотом, делала её силуэт строгим, а длинная шапка Матриарха ещё больше вытянула фигуру, из-за чего мать походила на хищное насекомое. Лишь ломкие седые волосы нарушали это впечатление.
Несколько минут прошло в молчании. Их хватило, чтобы Витюша сполна вспомнил все «прелести» существования в Большом Теле – тяжелый холод и гулкую колючую пустоту внутри. Пустоту, которую наполняла лишь связь с Суженой, которая, к слову, становилась сильнее с каждой секундой.

В дверь постучали.
- Введите! – крикнула мама.
Вошли девушка-монахиня и тот самый хлыщ, что клеился к Свете. После, двое с палашами ввели и саму девушку. Она была спокойна, но, увидев инструменты на стене, испуганно вздрогнула.
- Это что, Железная Дева? – дрожащим голосом спросила она, смотря на Витюшу.
- Железный Муж, - ответил ей один из конвоиров, и добавил: - Скоро ты с ним познакомишься, колдунья.
- Преподобная Мать, вар Игнельф Браадт привёл сию ведьму, дабы над ней свершилось святое правосудие. Вышеупомянутый вар, охотясь вместе с братьями…
Монашка долго говорила, излагая суть дела. Света вяло пыталась возражать, охранники ухмылялись, хлыщ прятал глаза. Витюша в своём углу мечтал возмущенно крикнуть или хотя бы громко хлопнуть створкой, но мамина воля держала крепче канатов.
- Суть дела ясна, - веско проронила Преподобная Мать, когда монашка умолкла, - Сим осуждаю упомянутую ведьму к очищению хладным железом. Вар Браадт, вы правильно поступили и будете вознаграждены пожизненной индульгенцией, кою получите в канцелярии на первом этаже. Доблестным стражам Господь наш дарует отпущение двух последних совершённых грехов. Можете идти.
Стражники вышли, беспрестанно кланяясь, Браадт, едва клюнув головой, выскочил, как ошпаренный. Монашка последовала за ними, затворив массивную дверь.
Преподобная Мать подошла к двери и лязгнула щеколдой. Света снова вздрогнула и уставилась на стену за Витюшиной спиной.
- У вас крест только что перевернулся – прошептала девушка.
- Ох, солнышко, он так и должен был висеть, - усмехнулась мама, скидывая на пол Матриаршую робу и колпак. И приказала Свете: - Ты тоже раздевайся.
Суженая со стеклянными глазами выполнила приказ. Наготу её прикрывали лишь роскошные огненно-рыжие пряди волос. Ведьмин цвет, самого яркого оттенка. Витюша так залюбовался, что створки большого тела сами собой раскрылись с громким вздохом-скрипом.
Мать втолкнула туда Свету и влезла сама, не боясь острых шипов на внутренней поверхности металла.
- Прими нас в объятия, сыне! – приказала она.
Витюша захлопнул створки и обнял их крепко-крепко.

Когда объятия раскрылись, мать вышла из железного нутра. Раны в её теле быстро затягивались, а волосы стали роскошными, огненно-рыжими.
- А как же я и моя Суженая? – безмолвно спросил он.
- Свободны, - проронила мать, и слегка взмахнула рукой, выпнув Витюшу из Большого Тела. Напоследок он услышал: - Тамошнее тело мне больше не нужно. Убери.
Оказавшись дома, он зажёг упавшую свечку. Порадовался, что от неё не загорелся деревянный пол. Нашёл труп мамы.
На подготовку к похоронам ушло два дня. Витюша сам не понял, как справился со всеми делами без посторонней помощи. Почему-то мозги работали непривычно чётко, речь стала яснее и спокойней. Он даже подумывал сменить работу сторожа на что-нибудь посложней и повыгоднее. Жизнь без руководящей роли мамы была странной. Страшновато, но интересно до жути.

Однажды на улице, он столкнулся со Светой. Она уронила пакет, из которого посыпались апельсины. Девушка ничуть не изменилась, разве что стала платиновой блондинкой, с волосами светлыми, аж до седины.
- Тебе помочь? – встрепенулся Витюша.
Света мельком глянула на него и холодно поинтересовалась:
- Мы разве знакомы?
Витюша задумался. С того случая он не чувствовал больше связи ни с матерью, ни с Суженой. Внутри образовалась гулкая пустота, как в Большом Теле, только ещё более пустая. «Свободны» - сказала тогда старая ведьма. Свободен – понял Витюша… Нет, не Витюша – Виктор, в переводе с латинского – Победитель.
- Нет, мы не знакомы, - ответил Виктор и перешагнул через рассыпанные фрукты.
Бодрящий морозец покалывал ноздри, образуя лёгкие облачка пара на выдохе. Сверху падали редкие снежинки, искрясь на солнце. Виктор шёл по хрустящим ноябрьским лужам, и некому было одёргивать, командовать, навязывать или просить. Иди куда хочешь.
Пустота?
Свобода?
Пофиг.