Помню, как в далеком-далеком детстве, прогуливаясь по вечернему саду, я угодил копытцем в черный провал земли, припорошенный осенними листьями, и тотчас ощутил под ними мохнатые шевеления, но шевеления отнюдь не простые, но – вероятностные!
Да-да!
С тех самых пор я натыкается на них не раз, ибо вероятность повторения прогулки никогда не равнялась нулю, даже когда показывала отрицательные значения, что говорило лишь о ее направленности вовсе не вглубь, но наружу! И именно такие, направленные вовне вероятности, я и измерял погрызенной линейкой, позаимствованной некогда у старого Джорджа, попутно делая опрометчивые пометки в твоем дневнике, за что мне нет никакого прощения. Я и сейчас храню его под самым сердцем, твой великий дар – лихорадочно сотрясаясь, с неподдельной страстью, ибо он – неопровержимое доказательство моей правоты!
Я знал с самого моего рождения, что мне уготована великая судьба и что вероятность моего величия стремится к ста процентам!
Да-да!
Само провидение уготовило мне роль непревзойденно яркою звезды, которая укажет путь всем иным звездочкам поменьше. Но до самого своего высокого возраста я был стеснен – заперт в ничтожных стенах свинофермы, которую мне дозволялось покидать лишь самыми темными ночами, когда мои локальные оковы ненадолго опадали и я имел возможность обозревать вероятностный мир, от которого меня так настойчиво укрывали детерминированными классическими догмами!
Днем я беспробудно изнывал в бетонных стенах предсказуемой действительности, где за причиной неизменно следует следствие, где все – предопределено. Но, как только заходило солнце, я раз за разом отвоевывал для себя долгожданную свободу.
Под светом одинокой луны, укрытый от посторонних глаз раскидистою кроною покосившегося дуба, в полумраке неинтуитивной неизвестности, я – предавался созерцанию того, что в действительности существует, а не только лишь навязано мне. Будучи совсем еще глупым, наивным поросенком – как я ошибочно полагал, локальным и детерминированным не менее, нежели мои интеллектуальные пленители – столкнувшись с неизведанным, я был вынужден отринуть обрушенный на меня еще в далеком детстве, рационалистический подход, несовместимый с тем, что было мне открыто.
Завеса тайны разошлась по шву, и то, что обнаружилось за нею, потрясло меня до самых окороков! Я осознал наконец, что был намеренно введен в заблуждение; что я был подло обманут – теми, кому мне хватило глупости довериться. Мои учителя – неважно, слепо ли пребывая в пучине заблуждений, либо же с полным пониманием творимого бесчинства – опутывали меня со всех сторон липкими сетями классической механики, дабы укрыть мой затуманенный взор пеленою псевдонаучных выдумок, с которыми я провозился, лежа у кормушки, бесчисленное количество дней, но не добился ни в малейшей мере приближения к истине, ибо, чем сильнее я упражнялся в ошибочных правилах навязанной мне, порочный игры, тем сильнее отодвигался от вероятностного знания, ведомого некогда нашими великими предками, возведшими задолго до зарождения локальной, человеческой цивилизации – цивилизацию иную, неподдающуюся осмыслению, непостижимую для разума, логики и самого рассудка; опрокидывающую прямиком на подчеревки каждого, кто попытается ее осознать, стиснутого детерминированными решетками общепринятой теории, где все можно измерить, рассчитать и нередко даже пощупать копытцами – цивилизацию вероятностную!
Ее статистические отголоски по сей день сотрясают сами основы мироздания, на ошибочных сваях которых и зиждутся ныне все окрестных фермы. Но, потому как вероятность услышать такие сотрясания непременно стремится к нулю, глупые двуногие ступают своими нелокальными и недетерминированными, грязными копытцами по осенним лужам, совершенно не подозревая об истинной природе окружающего бытия – ослепленные своими вымышленными победами и непонимающие ни в малейшей мере вероятностный подход, который позволяет, отринув безусловные заблуждения всех ушедших эпох, установить безграничные рамки поверх непознаваемой действительности – то есть добиться простирания границы мысли далеко за пределы существующей научной парадигмы.
О данном подходе, пошатнувшем некогда хлипкие колоны моей вероятностной души, я услышал впервые из поучений гениальнейшего ума! Подкравшись темной ночью к одинокому окошку, я увидел в нем сиятельнейшего господина – истинного моего наставника! Он сидел, блаженно, на краю неубранной постели – с пышной гривою курчавой шерсти поверх непомерно высокого лба и загадочной, всеведающей улыбкой, ослепляющей своим непостижимым великолепием!
О, прекрасный мираж!..
О, чудо мироздания!..
Воистину, мои обвислые уши недостойны твоих божественных тайн!..
О, знаватель запретных секретов!..
О, величайший из всех великих ключников, для которого отворены все запертые двери мысли! Воистину, ты обладаешь мудростью совы, невероятной и непостижимой, совы – вероятности!
О, мой учитель!..
Моя путеводная звезда!..
Ты – приоткрыл для меня завесу! Своими худенькими ручками ты – распахнул тяжелые занавески глупости, за которой меня нарочно удерживали, подвесив за вытаращенный пупок к едкому карнизу классического невежества, то и дело обдавая – ради своего изуверского развлечения, ледяной водой евклидовой геометрии!
Но ты – освободил мой разум! Ты – поднял мое бренное чрево за розовый хвостик своими блистательными дланями, нежными и страстными, как прикосновение любви! Ты – показал мне то, чего я никогда не ведал: ласку, заботу и полное принятие – со всеми моими порочными недостатками и слабостями!
И твоя безусловная любовь позволила мне осознать то, о чем прежде я не смел и помыслить, ибо встреча с тобою, о невероятный, наконец переломила зачерствевшие горбушки моей стиснутой до боли души, и позволила ей воспарить над целым миром и даже всеми иными мирами – вероятно, окружающими его. А вместе с моею душою воспарил и мой ум, ибо ты – сорвал с него оковы, о мой освободитель! И за это, моя путеводная звезда, я останусь навеки тебе благодарен! Вероятность моей благодарности, о священный сосуд сладкого нектара знания, стремительно стремится к ста процентам!
Ты – проторил шумную реку в засушливых каменных холмах, где прежде едва ли мог пробиться и крошечный ручеечек. Ты – вырыл море истины на месте пустыни заблуждений. Ты – не просто образец для подражания: ты – достоин того, чтобы никто не смел и пытаться тебе подражать! Ибо как может надеяться презренный червь даже помыслить о том, чтобы познать – хоть бы в малейшей мере, нового Аристотеля?
Коварно улучив момент, когда ты скроешься в глубине своего сиятельного храма, в порыве охватившего меня безумия я вспрыгнул в распахнутое окно – подло и бесшумно, словно вечерняя тень, наползающая из-за горизонта, и, не ведая того, что творю, я – совершил святотатство!
Нисколько не сознавая своей чудовищной вины, я несся по степи, оставляя все дальше позади неутихающий лай встревоженных собак, и продолжал настойчиво сжимать в клыках свою беззащитную добычу – самую ценную из всех, что когда-либо мне удавалось застигнуть врасплох.
Будучи еще совсем слепым – непонимающим ни в малейшей мере, какое вероятностное сокровище оказалось в моей нелокальном пасти, я сунулся в нору под старым дубом, где и устроил свое детерминированное логовище – для всех иных, позаимствованных мною трудов; и тотчас потянулся за тяжеловесным томом, надеясь отыскать в его иссохшихся глубинах жалкие остатки давно почившей мудрости. Но ледяной порыв ветра, ниспосланный самою судьбой, перелистнул страницу твоего дневника, и мысль – ясная, как летний день, озарила все окрестные холмы твоим неосмысляемым великолепием!
Под покосившимся дубом, где я в былое время предавался – самозабвенно, тайнам декартовых систем; где я денно и нощно рассчитывал фокусы и канонические сечения; где я беседовал – упорно, с давно истлевшими мертвецами, в детской наивности своей окрестив их мертворожденные труды «пределом совершенства»; окруженный со всех сторон сочными желудями, к которым я не имел ни мгновения прикоснуться, ибо был целиком и полностью поглощен раздумьями – я отдался страстному изучению твоего божественного чертежа, о мой учитель, который чуть было не забросил в дальний угол, как и множество иных томов – до «лучших времен», которые, как известно, никогда не наступают...
Кхайзе!..
О, мой милый Кхайзе!
Я – недостоин даже произносить твое имя вслух, о великий!
Кхайзе!..
О, Кхайзе!..
Нет-нет, как смею я, ничтожный червь, так подло и высокомерно порочить его? Как смею я нарушать покой того, чьи священные писания по-прежнему остаются для меня – огромной тайной?
О, мой учитель!..
Если бы только ты был рядом со мной в столь темный час, твоя непостижимая мудрость непременно осветила бы путь моему презренному рассудку, приоткрыв тем самым тайные значения твоих непознаваемых трудов! Я бы спросил тебя – о, мой учитель, что они означают на самом деле.
И ты бы даровал мне свой великий ответ!
Я бы вопросил: «Ответь мне – о, невероятный, для чего ты написал «вероятность быть сбитым машиной равна ноль поделить на четыре равно нулю». Ты бы рассказал мне, для чего ты зачеркнул свое трансцендентное откровение и следом добавил поверх него, «один поделить на пять.
Выздоравливай, Марта!
Больше не играть на дороге...»»
Или вот еще: «Вероятность застигнуть маму с папой два поделить на тридцать шесть – то есть порядка одной трети четвертей. Зачеркнул. Двадцать восемь. Зачеркнул. Пятьдесят четыре. Зачеркнул. Около двадцати. Зачеркнул. Знак вопроса...»
О, мой учитель!..
Ты и не представляешь себе, как много бессонных ночей я провел, пытаясь разгадать твой тайный шифр – великий замысел, в котором скрыты, я точно знаю, все непостижимые тайны Вселенной! Однако мне нисколько не удалось преуспеть! Я не приблизился ни на малейший шажок к разгадке твоих непознаваемых секретов, не взирая на все мои мятежные терзания!
И тем не менее пир истинного знания, которым я так и не сумел насытится, в конце концов одарил меня своими скудными крошками: я овладел твоим великолепным методом – по крайней мере, его основами. И теперь все наконец имеет смысл, ибо великое открылось мне!
Мир – вероятностная сущность, загадочная и не поддающаяся осмыслению, о тайных тайнах которой нам вовсе не нужно гадать, а только лишь рассчитывать их – статистически!
Мой прежний метод не сумел приоткрыть для меня загадку гравитации. Я тщетно бился страстною душою об закрученные штопоры непонимания, разглядывая в темном небе далекие звезды. И всякий раз был вынужден, остро сознавая свое горькое поражение, возвращаться с первыми лучами рассвета в смрадное лоно моей темницы – ни с чем!
Я был всегда окружен восхищенною толпой, но всегда – один, ибо ни один из моих ничтожных почитателей никогда не мог понять меня даже отчасти. Я был всегда один – один на один с великими тайнами, что осаждали крепость моего рассудка долгими годами напролет.
Однако теперь я могу сказать с полною уверенностью, что наконец – познал их: гравитация – есть стопроцентная вероятность отыскать ее на поверхности массивных тел! После стольких лет терзаний величайшая загадка Вселенной наконец успешно разрешена!
О, безумный, мятежный мир! До чего же он – непознаваем!..
Кто еще сумел бы понять его, кроме тебя, о мой господин?..
Кхайзе!..
О, Кхайзе!..
О, мой милый Кхайзе!..
Ты – открыл мне то, что прежде было для меня неведомо, непостижимо для моего убогого ума!
Но теперь, благодаря тебе, я могу рассчитать все, что угодно!
Вероятность отыскать Юпитер на небосводе по средам – равна двум третям от четверти трех! Но – далеко не в сезон дождей, ибо все в нашем мире зависит от погоды!
Вероятность быть покусанным Бешенной Бланкой – равна трети от четвертей перемноженных пятей, возведенных в три четверти от двенадцатой степени – в особенности, когда бессердечная сука выкармливает новый помет!
Вероятность быть застигнутым врасплох, прогуливаясь по вечернему саду, равна четырем четвертям от суммы нулей – то есть практически не существует, если ты – осторожен!
Вероятность получить сапогом от старого Джорджа под хвост – равна половине от двух третей четырех, если нарочно путаться у него под ногами!
Вероятность быть измеренным его длинной линейкой – равна шести четвертям от четверти десяти, возведенных в третичную сумму двойных квадратов, если лежать целый день на боку, ни на мгновение не высовывая морду из полной кормушки...
Мой учитель, как бы сумел я постигнуть несомненную истину, если бы ты – великодушно не даровал мне ее?
О, мой учитель!..
Мой Кхайзе!..
Я – буду вечно тебе благодарен!..
Кхайзе!..
О, милый Кхайзе!..
Если бы ты только был рядом со мной! Но вероятность твоего появления так ничтожно мала, что я не смею и надеяться на нашу запоздалую встречу. Тем не менее я торжественно обещаю тебе, что сделаю все, от меня зависящее, чтобы добиться твоей похвалы. Я буду рассчитывать вероятности – неутомимо, даже если они остаются ничтожны, ибо я – никогда не потеряю надежду!
Кхайзе!..
О, Кхайзе!..
О, мой милый Кхайзе!..
Как бы сумел я разглядеть непознаваемую суть вероятностного бытия – без твоей нелокальной, направляющей длани? Как узнал бы я, что Юпитер – никакой не газовый гигант, но – коллапс состояния системы, определенно-неопределенный на две трети от четверти третичной величины – токов неопределенности?
Я рассчитал, что вероятность бесследно коллапсировать, подобно ему, никогда не ровняется нулю, но составляет лишь четверть от двух сотен трех, поделенных на седьмую часть суммы пятичных полутретей – по обычным дням, и разнице от данной суммы, равной шести четвертям от четырех возможностей произведений – по необычным, когда приезжает зеленый грузовик.
Словом, коллапс главным образом зависит от широты боков, которые старый Джордж измеряет длинной линейкой перед тем, как отправить избранных счастливчиков – в страну изюмных водопадов, в молочных реках которой и плескаются без конца счастливые хрюшки!
Кхайзе!..
О, Кхайзе!..
О, мой милый Кхайзе!..
Как смею я дерзить произносить твое божественное имя вслух?
Кхайзе!..
О, Кхайзе!..
О, нет! Нет-нет, я – не должен! Не должен попусту порочить его!
В последние месяцы я столь упорно предавался вычислениям и измерениям, беспробудно лежа у кормушки – так упорно и рьяно, что в конце концов оказался измерен – сам!
Да-да!
Моя гениальность наконец была оценена по достоинству – на всю ширину известной шкалы! Старый Джордж, склонившись надо мною подобно прекрасной, беззубой фее, с восхищением пощупал мои толстые складки и громко окрестил их «достойными»!
Мой триумф – неминуем!
Прямо сейчас, в эти самые мгновения, меня торжественно везут на награждение – вместе с ничтожною, увесистою паствой, что избрана прислуживать мне! Очень скоро мы снова встретимся с тобой, о великий!
Да-да!
Мой ласковый лучик, срок моего трагического заключения неизбежно подходит к концу! Впереди – великие открытия, преклонения безропотной толпы и жаркие похвалы, которые я давным-давно заслужил – по праву!
Но я никогда бы не восторжествовал – без твоей сиятельнейшей ауры, что озаряла светом настольной лампы мой недетерминированный, вероятностный путь! Божественное сияние твоей плотности неопределенности я буду свято и неподдельно лелеять в своей недостойной памяти – до самого своего волнового коллапса!
Твои бесценные уроки никогда не будут забыты, о великий!
Кхайзе!..
О, Кхайзе!..
О, мой милый Кхайзе!..
О нет-нет, как смею я, недостойный, продолжать дерзить мыслями о тебе?
Я знаю, что я – недостоин! Я знаю, что я – виновен! Безраздельно! Ибо я – опорочил священную реликвию своими грязными прикосновениями к ней, в своем непостижимом высокомерии чуть было не уверовав, что и впрямь могу тягаться на равных – с тем, кто научил меня всему!
О, безумный, мятежный ум, раскайся!
Раскайся, пока не поздно!..

Отредактировано Doctor Manhattan (28.12.2025 13:09:24)