Третий день Аэльтарион шёл по дороге, не встретив по пути ни души. Март лишь пытался отвоевать свои права у уходящей зимы. Ночью выпал снег, к утру он растаял под тёплыми лучами солнца, превратив дорогу в сплошное месиво.
Грязь липла тяжёлыми пластами к сапогам, а слева шумела полноводная Сурвейра. Аэльтарион сверился с примерной картой регионов Марки, которую дал ему Фианнис. По его подсчётам, первая деревня уже давно должна была показаться, но впереди по-прежнему тянулась только пустая дорога.
Ещё раздражал преследователь. Тому казалось, что эльф его не замечает, но Аэльтарион давно засёк хвост — даже без помощи магии теней. Чего-чего, а прибегать к ней точно не хотелось.
Эльф задумался, в очередной раз погружая сапоги в снег и стряхивая с них комья.
«Ближе к ночи нужно устроить ему ловушку... И лошадь бы не помешала», — зима в его глазах так и не растаяла под натиском весны. — «А то буду плестись так до второго пришествия Творца».
Он невольно коснулся виска — шрам, как и прежде, был на месте.
«Интересно, как там мои друзья? — грусть тихо кольнула в груди. — Вечно чихающий профессор… Эйрик… Бумби…»
Прошло всего несколько дней, а тоска уже грызла изнутри.
***
В полях долины Вечного Лета, где солнце палило безжалостно…
— Merde! — не выдержал профессор. — Да не так же! Демон меня побери, ну что за бородатые тупицы!
Бригада гномов, рывших фундамент под опору акведука, замерли с лопатами в руках.
Профессор развернул свиток с чертежом:
— Вы роете на глубину шесть с половиной футов? Согласно трактату Кроунрека из Мальинской Академии, оптимальная глубина — восемь и две десятых!
Старший прораб Гисле, не отрываясь от лопаты, сплюнул и стёр пот с грязного лица, оставляя разводы:
— А согласно молоту моего деда, оптимальная глубина для твоей головы — пол фута. Продолжай считать, профессор, мы пока покопаем.
Фианнис раздражённо закинул одним движением конец шарфа за спину и вытер вспотевший лоб.
Строители вылезли по лестнице. За ними тянулись верёвки с вёдрами земли из вырытого колодца — будущего основания опоры.
Рядом лежали приготовленные для подъёма каменные блоки стоек акведука, обмотанные конопляными стропами. Те тянулись вдоль полей, где уже пробились свежие ростки хлеба.
— Профессор, ну чего ты так кипятишься? — раздался голос за спиной Фианниса. Там, скучая на штабеле брёвен, сидел русоволосый бородач в зелёном кафтане с ловко вдетой брошью в виде двух монет. — Смотри, побагровел как. Ещё немного — и газы понесут тебя в стратосферу. А потом лови по облакам.
Профессор по привычке поискал платок внутри новенького светло-голубого сюркота — и, конечно, не нашёл: старый платок остался в дорожном плаще вместе с вечным насморком. Дом Живительного Камня освободил его от этой напасти — и теперь он даже не знал, радоваться или грустить.
— Мне только выделили месьё Многодела для завершения оросительной системы. А эти бородачи ничего не понимают!
Йокра проследил взглядом за суетой старика, и зелёные глаза его лучились озорством:
— Декан Жо, тебя уже не мучает насморк? Гундосость ушла, голос чистый. Так зачем шарф тягаешь? Давай лучше бороду отрастим тебе, тогда уж точно с нами на равных спорить будешь. Как тебе идея?
Старик картинно вскинул руки к небу — как раз в этот момент строители начали опускать стойку в углубление, затаптывая нежные всходы.
— Месьё Йокра, будьте любезны! — воскликнул Фианнис с театральным отчаянием. — Объясните наконец этим тупицам, что нужно делать. Вы же по духу близки с ними.
Гном с притворной обидой спрыгнул с брёвен, хлопнув себя по груди:
— Дед, ты охренел? По-твоему, я тупой?
Профессор замер, прижал руку к сердцу, будто от смертельной раны, и мягко, с лёгкой улыбкой под шарфом произнёс:
— Простите, дорогой друг, не хотел ранить ваше тонкое душевное равновесие. Говорят, у гномов оно такое же толстокожее, как и всё остальное. Но ваша помощь мне придётся очень кстати. Завтра Эйрика заберут опять на постройку обороны. И что тогда? Опять нагоняй от совета?
Йокра расхохотался, хлопнув себя по колену, и борода его взъерошилась от смеха:
— Ладно, помогу. Только с условием: если акведук заработает — ты мне целую кружищу эля ставишь. А если нет — я тебе новый шарф куплю. Летний.
Йокра подхватил профессора под локоть и всё ещё посмеиваясь, потащил к бригаде строителей из нового Дома Жатвы — объяснять идеи учёного простым языком.
Подойдя вместе к голубоглазому прорабу Гисле, который отдавал команды, — строители натянули стропы и приподняли тяжёлый блок.
Фианнис не удержался и начал причитать:
— Месьё, вы используете систему блоков один к четырём! Эффективность всего двадцать пять процентов! Я нарисовал схему с дифференциальным полиспастом — эффективность восемьдесят семь процентов!
Гисле с натугой держал верёвку. На последней тираде профессора он не выдержал — верёвка выскользнула, и блок с грохотом рухнул в метре от Фианниса, издавшего весьма немужественный визг, и спокойного Йокры.
— Видишь? — гаркнул Гисле, отряхивая руки. — Теперь эффективность сто процентов. Упал бы на тебя, язва старая, — было бы сто десять, и мы бы избавились от твоих причитаний навсегда!
Гномы загоготали, а профессор, бледный как полотно, только и смог выдавить:
— Merde… это… это саботаж!
Йокра, утирая слёзы от смеха, хлопнул декана по спине:
— Не саботаж, декан, а практическая демонстрация. Давай-ка лучше я им объясню — пока ты живой.
***
Далеко на юге, где весенний дождь хлестал без передышки…
Крики чаек разбудили старика. Он резко вскочил на койке, сердце колотилось, как после кошмара. Голубые глаза метались по комнате, полной белых фигур.
— Вы кто такие?! — прохрипел он, отползая к стене.
Молодые монашки в белоснежных одеждах замерли, пытаясь успокоить его мягкими голосами:
— Calmez-vous, messire, vous etes entre de bonnes mains… Успокойтесь, месье, вы в надёжных руках.
Девушки переглядывались, одна протянула стакан воды, но старик только отмахнулся.
В дверях появилась стройная, невысокая женщина в тех же одеждах, но с серебряным медальоном на груди. Все монашки без слова склонили головы — это была Мать-Настоятельница Элоди де Лазюрвель храма Святой Длани Творца Сен-Марин-дез-Азюр.
Она подошла ближе, скрестила руки и посмотрела на старика сверху вниз — властно, без тени улыбки.
— Успокойся уже, старый маразматик, — произнесла она твёрдым, почти командным голосом на имперском. — Сядь и дыши ровно. Завтра Готье заберёт тебя, и вы отбудете.
Старик моргнул, пытаясь собрать мысли:
— Где… где я?
Элоди коротко кивнула одной из монашек:
— Donnez-lui du lait calmant. Qu’il dorme jusqu’au matin… Дайте ему успокоительного молока. Пусть проспится до утра.
Она повернулась и вышла, не добавив ни слова. За окном хлестал весенний дождь, барабаня по крыше и вторя хаосу в голове старика.
***
К ночи ливень на юге только набирал силу, а на севере уже сгущались сумерки. Ветер шевелил ветки, срывая тонкий лёд.
Дерево не хотело гореть. Шипело, чадило, упрямо плевалось дымом. Аэльтарион уже выдохся, дуя на тлеющие угли, когда наконец пробился слабый язычок пламени — робкий, но цепкий.
Он подкинул ещё пару сухих веток. Огонь принял их, вспыхнул увереннее, отбрасывая неровные блики на лицо. Ночь опускалась быстро, подлесок темнел, сбоку шумела река, а преследователь — тот, кого он засёк ещё днём, — всё ещё крался позади.
Аэльтарион криво усмехнулся в темноту. Ловушка будет готова, как только луна даст свет.
Толстый серп уходящей луны выкатился на небо. В свете костра блеснуло лезвие.
Короткий замах — и кинжал вонзился в плащ. Преследователь рванул ткань, но под ней оказалось лишь полено.
К горлу преследователя прикоснулось холодное острие стали. Тот замер, пальцы всё ещё сжимали рукоять своего кинжала.
— Ну и кто же ты? — Аэльтарион потянул капюшон глубже на лоб.
Под ним оказался Орм Звонкий из некогда славного Дома Монеты. Лицо гнома пересекал затянувшийся рваный шрам от ожога, тянувшийся от виска до подбородка.
Орм не отвёл взгляда. В васильковых глазах — ни страха, только ненависть.
— Зачем ты меня преследуешь? — в сиянии луны сверкнул холодный взгляд эльфа.
Преследователь замер, злоба в глазах смешалась с бессильной яростью.
— Режь, сука, — прошипел он, выплевывая слова. — Убей лучше сейчас… Ты виноват в его смерти.
***
Ветка треснула и осветила лицо взбешённого профессора.
— Вы не понимаете, раствор должен быть не такой густой, но и не жидкий, а средней вязкости!
Гисле сделал смачный глоток из глиняной кружки, оставляя на бороде пенные остатки. Смахнул пену ладонью и повернулся к другим строителям:
— Давай замуруем его в следующую балку как «учебное пособие по архитектуре»?
Эйрик, сидевший возле костра, откусил жареную сосиску, прожевав, добавил:
— Не… Жалко камень. Лучше оставим табличку: «Здесь покоится профессор, умерший от собственной правоты».
Гномы заржали. Профессор горестно махнул рукой и с обидой отвернулся от них.
— Да не зуди ты, старый мох, — Эйрик Многодел поднялся и подошёл, прижимая к себе старика. — Фианнис, это тебе не побег из Винтерхолда. Тут нужно быть гибче.
Декан Жо с горечью вздохнул.
— Профессор, я закончил свою часть. Ваш механизм подачи с гор стекающей воды работает. Только не тяните с акведуком. Иначе скоро он затопит всю долину из своего бассейна.
Гном и человек в ночи обнялись — старые друзья навек.
***
По шее Орма потекла капля крови, а эльф продолжил:
— Так зачем ты меня преследовал?
Он молчал, лишь отблески огня плясали в его глазах.
— Да и пёс с тобой, молчун, — махнул рукой эльф. — Пойдёшь за мной опять — не жди пощады… Тем более предателю.
Преследователь то ли от боли, то ли от обиды скривился в сторону.
Аэльтарион собрал свои пожитки и двинулся дальше, оставив злого гнома возле свежего костра. Там, за холмом, уже мерцали огни маленькой деревни.
Ему срочно нужно было узнать, правильно ли он движется. Верно ли направление по карте.
Ночная деревня встретила лишь лаем собак и скрипящим фонарём над небольшим зданием местного трактира.
Скрип двери. Едкий туман от очага, спёртый воздух и запах простой еды. Треск тусклых лампад от жира в них.
Все взгляды вперились в эльфа — нескрываемое удивление и ненависть.
«Идиот, просто идиот», — клял себя Аэльтарион. — «Как же я забыл про отношение людей».
Раздался крик, и таверна встала на уши:
— Лови нелюдь!
— Разбогатеем!
— Сдадим инквизиции!
Эльф рванул на выход. Треск двери.
Тени внутри взвыли, требуя нового подношения. Их немой шёпот в голове твердил: убей!
Но Аэльтарион страшился отвечать им.
Мороз прихватил дневную слякоть. Она скрипела под подошвами, перемешиваясь со снегом.
Он уже вырвался за края деревни, но гул за спиной не смолкал — люди нагоняли.
Чья-то рука ухватила его за край плаща, потянула назад. Он не удержался, поскользнулся на застывшей луже. Щёки обжёг жёсткий снег.
В свете факелов преследователей Аэльтарион увидел блеск в снегу. Кольцо. То самое, что Бумби вручил ему — прощальный подарок от Йокры. Простой стальной перстень с маленьким агатовым камнем. Он потянул его к себе, боясь потерять малую память о друзьях и в спешке надел его на указательный палец левой руки.
Преследователи развернули упавшего эльфа к себе — и отпрянули с криком ужаса.
На них смотрел уродец: лицо в язвах и проплешинах, глаза косили в разные стороны, кривая ухмылка обнажала редкие гнилые зубы. Кто-то сделал жест от сглаза, кто-то сплюнул через плечо.
— Эка тебя жизнь то наказала...
А потом... жалость.
— Бедный юродивый...
Только тяжёлое дыхание запыхавшихся да треск факелов.
Где-то на краю деревни с надрывом завыла собака. И далекий скрип фонаря над входом в таверну. Мутным, хмельным взглядом окинул преследователей один из них — с большим пузом и расстёгнутым воротом рубахи:
— Ну и кому привиделась нелюдь?
Все молчали.
Пузатый ухватил уродца за руку, потянул на себя, поднимая и обтрушивая снег с грязью.
— Ну и зачем ты побежал, юродивый… Тебя и так жизнь наказала…
Эльф неуверенно выдавил из себя:
— Погнались…
Люди нервно засмеялись, а он подумал, кося глазами и кривя рот: «Спасибо, Йокра. Лучший прощальный подарок в моей жизни».

Отредактировано Sfrum (19.12.2025 13:24:21)