Я вышла из машины, мягко говоря, в разобранных чувствах, и вокруг тут же столпился заинтересованный народ. Какие уж дискуссии вел здесь Феликс, чего он наговорил ребятам – бог весть, но к этому моменту суровые вояки снова были заодно с атаманом и бросать за борт княжну никто не собирался. Байкеры многозначительно молчали – и со стороны казалось, будто меня прямо сейчас посвятят в братство. А потом догонят и посвятят еще раз.
Не то чтобы это как-то настораживало… Но отступать все равно было некуда: позади стоял Кирилл со своим: «А я предупреждал!» Так что пришлось включать режим человеколюбия и выкручивать доброжелательность на максимум.
Я щебетала что-то про «много наслышана», затем про «как приятно встретить единомышленников», но байкеров сбить с толку было не так-то просто.
- Ну что, решила? Поедешь, нет?
- Я не знаю. У меня экзамены…
- Что сдаешь?
- … Я принимаю.
И снова хоть бы один удивленный «ох» или «ах»! Сплошные гаражные стоики. Невозмутимые спартанские мальчики, привыкшие к тому, что их печень на завтрак жрут лисы.
- Что принимаешь?
Удержаться от встречного вопроса: «На грудь?» было сложно, но я смогла. Вежливо назвала предмет и посокрушалась, что экзамены выпадают на первую неделю июня. Не везет, что ж поделать, а то бы мы, конечно, ух! и эгегей!…
Но народ слегка удивился:
- А что, отгул нельзя взять? Сгоняй в кожвен. Справка сейчас копейки стоит - зато у тебя неделя будет.
И все это без малейшего намека на троллинг. С совершенно детской непосредственностью и от всей души.
- А потом мне этой справкой перед учителями размахивать? Или перед учениками и их родителями?
- А что такого? Учителя не ходят в кожвен, что ли? Ааа, это типа «плохо для репутации», да?
Забегая вперед: после этого лета от моей репутации, как и у Скарлетт, остались одни лохмотья. Меня обсуждали все и даже ленивые – ученики, их родители, просто мимокрокодилы. А мои достопочтенные коллеги на полном серьезе опасались, что я начну материться прямо на уроках: в гаражах ведь матерятся, а бытие определяет сознание, не так ли?
- Хорош, - остановил допрос Феликс. - Пошли внизу чаю попьем. Да не смотри ты так… правда, чаю.
На моей памяти байкеры пили там чай в первый и в последний раз. Для меня до сих пор остается загадкой, где они вообще тогда его взяли. Но взяли ведь – и обстановка была почти домашняя, только самовара с сушками не хватало. Я задумчиво поглощала печеньки, а народ наперебой делился воспоминаниями о поездке в прошлом году. Одних рассказов оказалось недостаточно - и в ход пошла тяжелая артиллерия: фотографии с байк-шоу, которые как бы невзначай пододвигали к моей чашке. На снимках, понятное дело, были мотоциклы - красивые, японские… Не удивительно, что к концу экзекуции чаепития я чуть не плакала от сложности выбора: хорошо, когда не хочешь – тут и думать не надо, а вот когда хочешь – тут думать и думать. Налево пойдешь – на кухню свою вернешься, где тлен, безысходность и Чартова дюжина. Направо пойдешь – найдешь свой Изумрудный город.
…
- Я поеду.
Мне показалось, что у всех разом отлегло от сердца.
Чай тут же перестал быть интересен - народ повалил на улицу. И я тоже повалила. Потому что с байкерами в этот день был уже явный перебор, а вот мотоциклов, ради которых я, собственно, и пришла, организму не хватало. Я жаждала повысить дозу.
И повысила.
Возле гаража, среди привычных глазу оппозитов, стояла только что подъехавшая Хонда. Лебедь белая, первая в моей жизни. Не с постера, не с фотографии - живая…
Я подошла к ней, как зачарованная. Погладила. Я еще не знала, что чужие мотоциклы лучше не трогать. Я вообще ничего тогда еще не знала. Но хозяин Хонды – молодой парень (а сейчас уже, небось, глава семейства за сорок. И, дай тебе бог, мужик, прожить еще столько же или поболе за доброту твою), так вот хозяин Хонды, наверное, просто увидел, как я смотрю на его мотоцикл. Понятно, что для него такая реакция была привычна: и завидовали ему, наверняка, и покататься просили. Но вот поди ж ты, зацепил его восторг от незнакомой девочки. Бескорыстностью своей, быть может. «Хочешь прокатиться? Только шлем надень».
В тот день байкеры были истыми джентльменами. Ну, до определенной степени, конечно. То есть все эти фольклорные «села – дала» меня даже рикошетом не задели. Зато я узнала, что все, что за пилотом, это «жопа», а второй номер – либо «нажопник», либо «нажопница».
Нажопница так нажопница. Я. Еду на мотоцикле. В первый раз.
И вот как описать свои ощущения от первого раза? Когда у тебя ни аналогий, ни подходящего вокабуляра? Я ведь была настолько неискушенной, что на поворотах отклонялась в противоположную сторону. Где-то на полпути байкеру даже пришлось остановиться, и он очень спокойно (дай бог здоровья тебе, мужик, еще раз) объяснил, почему так делать не надо. А я кивала согласно и делала уже как надо. И ветер свистел в ушах, и руки разлетались, как у Розы на «Титанике», и счастье было таким безбрежным!...
А когда совсем стемнело и пришла пора расходиться, мне наконец-то пришло в голову спросить о коротком пути к гаражу. Самурай самураем, но не возвращаться же в ночи по дороге с фурами.
Ребята, услышав, откуда я пришла пешком, помолчали. Это была такая – особая – пауза. Уже через неделю после подобной паузы я начинала нервно чесаться и спрашивать, где я опять накосячила. А тогда ничего: видимо, они еще и сами не осознали, с кем связались. Просто проводили до дома, показав короткий путь, и велели собираться в дорогу.
