Друзья. Рассказ "И тут он исчез" был первым произведением, которое я выложил на этот форум.
Я учёл критику Ascard200 и Artyomizche, добавив в произведение, внешнюю рамку, прописанного второго персонажа и образующий конфликт.
Рассказ стал длиннее на полторы тысячи слов (вырос с 5300 до 6800) и за счёт внешней арки (первой и последней частей) получил новый тон, поэтому я считаю его отдельным самостоятельным произведением. Центральная часть рассказа изменилась, но изменилась не сильно, если вы читали оригинал и будете читать этот рассказ, центральную часть вы, вероятно, пролистнёте. 

***

И тут он исчез.
Мифы о Кайросе, что не были, но могли быть записаны.

Так. Онейрос, Морфей, Фобетор, Фантаз – эти четыре братца отвечают у нас за сны. Есть ещё Гипнос, но Гипноса нельзя – слишком известный. Фантаз звучит тупо, а вот Фобетора, наверно, можно. Фобетор, Фобетор. «Федора вместо вора побила Фобетора», — продекламировал мой внутренний поэт. Да, этого фонетика тоже подводит. И про английский вариант надо не забыть. Тут явно какое-то to be. Морфей – скучно, Онейрос… Хотя если выдать пятерых за одного персонажа и сделать механику переключения типов сна в бою. Что душновато как-то!

Дышалось в небольшом кафе и вправду тяжко. Людей хватало, было шумно, как и положено хорошему месту в центре города. Заведение стилизовали под библиотеку и ломбард. Шкафы утыкали старыми книгами, на полке поставили глобус и астролябию. Повесили портреты. Вот и с висящей рядом рамы моим терзаниям насмешливо сочувствовал Декарт.

Артём, массовик-затейник и мой воскресный мучитель в одном лице, появляться не спешил и это было даже хорошо. Я вполне мог успеть кого-нибудь выбрать. Что я зря божился, что ли, что знаю греческую мифологию на десяточку?

Мимо столика прошла, нет, проплыла, продефилировала достойная античного мифа официантка. Не ко мне. Где наш кофе? Пятнадцать минут назад заказал! Я проводил её взглядом. Может попробовать взять телефончик?

Так, о чём я вообще думаю? Список длинный, он сам себя не прочитает, что там дальше? Ангерона – богиня молчания. А как это визуализировать? В утиль Ангерону. Эрисихтон, срубивший священный дуб Деметры. Наказан вечным голодом. Голод – это хорошо. На этом можно выстроить механику. Асей – титан-ремесленник, типа как этакий бог машин. Не, ну если у нас будет стимпанк. Стоп, какой ещё Асей. Не было такого титана!

Я скептически оглядел список с парой десятков персонажей разной степени упоротости.  «Малоизвестные боги и герои греческой и римской мифологий» гордо значилось в заголовке. «Составлено за полчаса по материалам википедии и подсказкам нейросети», — мысленно добавил я.

«Мяу», — сказал кот. Воспользовался открытой из-за жары дверью и теперь украдкой бегал по кафе, требуя делиться хавчиком. Я бы с тобой, брат, поделился. Только мне тоже ничего не принесли. И вообще, странно, что тебя ещё не прогнали.   

Что там дальше? Астрея – богиня справедливости, коллега Фемиды, этакая дева-паладин. Не, ну вот это в принципе можно. Астрея — это очень даже ничего. Хотя, хотелось что-то более… экстравагантное.

Вообще, я говорил Артёму, что история дурно пахнет. Да, у Хэйдеса с Загреем получилось. И что теперь, делать компьютерную игру про греческую мифологию без полузабытого бога в главной роли больше нельзя?

«Загрей – бог крови», — я покатал титул на языке. Загрей — аспект Диониса. Никаким богом крови он не был, пока за него не взялись суперджайнты. Может мне тоже полностью выдумать своего бога? Хотя, совсем без привязки к существующему персонажу работать будет тяжеловато. Да и Артём хочет существующего. Вон он, кстати, у двери. Ну что, не повезло тебе, дева Астрея? Буду продвигать как основной вариант.

А вот и девушка, и кофе, отличный тайминг, очень вовремя. Какая девушка. Идёт грациозно, несёт поднос с двумя чашками и выбранным мной наугад десертом. И как несёт. Надо будет взять телефончик. Но только не перед Артёмом, ржать же будет. А так-то, лучше бы, в пивную забурились.

Кот? Ты куда лезешь!!

Кота девушка, конечно, не видела за подносом. Кот девушку, очевидно, тоже. Мгновение назад он мявкал у столика через проход и внезапно, будто примерещилось ему что-то, сорвался с места прямо официантке под ноги. Та запнулась об кота, потеряла равновесие, и я понял, что моя свежая белая рубашка секундой позже окажется обильно полита кофе. Эх, как она летит. Такой момент!

Раздался резкий удар — кто-то громко хлопнул в ладоши! И…

Всё замерло. На лице девушки застыли удивление и испуг, её тело наклонилось вперёд, она почти выпустила из рук поднос. Они, девушка и поднос, вместе должны были бы двигаться вперёд сообразуясь с законами физики, но этого отчего-то не происходило. На подносе замерли уже начавшие скользить блюдца. Кофе, почти выплеснувшись, остановилось будто его движение запечатлила в вечности рука художника.

Я посмотрел вниз. Кот, с ошарашенной мордой, висел без опоры, то ли отпрыгнув сам, то ли будучи поднят движением ноги не ожидавшей препятствия девушки.

Было тихо. Люди в кафе замерли. В полёте замерла бившаяся в светильник муха. Замер вышагивающий ко мне Артём. И только стоявший у самой двери юнец в яркой безрукавке и заломанной на бок кепке, потирал руки, лучезарно улыбаясь.

— Слышал, здесь проходит кастинг! – радостно сказал он, адресуясь явно ко мне.

— Кастинг? – я, поднялся из-за стола.

— Ага.

Я обернулся. Мир сзади оставался недвижим. Люди ели, общались, но все они были подобны статуям и не было никого, с кем парень мог бы говорить.

— Тебе нужен бог. У меня есть один, — голос раздался рядом. И когда успел? Он сидел на месте Артёма прямо рядом со мной. Он даже успел снять кофе с замершего в падении подноса. Из одной чашки прихлёбывал. Вторая уже стояла передо мной.

Кивком он предложил мне сесть. Я не противился.

— Ты когда-нибудь слышал имя Кайрос? – спросил он.

Я порылся в памяти.

— Кайрос Судьбоплёт, это который из Вархаммера?

Юноша поморщился. – Ну, почти. В Вархаммере Кайрос своеобразный, хотя тоже вдохновлён греческий прототипом.

— Погоди. Кайрос – бог счастливого момента. Припоминаю, читал.

— В точности так. Что ж отлично, дело сделано. Бери Кайроса, а я пошёл.

Он поднялся, и как-то мгновенно оказался на полпути к двери.

— Э-э-э, стой. Почему Кайрос?

— А что? Он тебе полностью подходит.

— Счастливый момент? Как это… Как это показать в компьютерной игре, он цветы раздавать будет? И потом, мне всё-таки нужен персонаж с историей, а у Кайроса нет никакой истории. Про него даже мифов нет. 

— Ну да. А у Астреи мифов конечно же с горкой, — юноша снова сидел передо мной, хотя я совершенно не заметил, как он возвращался. 

На меня он смотрел с некоторой обидой. Пожалуй, если бы сейчас он просто сказал «бери Кайроса и точка», я взял бы под козырёк. Противится взгляду было невозможно.  Его глаза выглядели, словно в ночном небе зажглись, зависли, не желая сгорать две падающие звезды. Я чувствовал — мгновением позже иллюзия должна развеется, но она не думала отпускать, она длилась, и длилась, и длилась. И хотелось, чтобы длилась вечно...

— Ладно, я немного расскажу про Кайроса, — сказал он, ударом кувалды вышибая меня из наваждения, — ты верно сказал, что о Кайросе нет мифов. Мелочь, конечно, досадная, но пусть она тебя не останавливает. По правде, рассказать миф о Кайросе очень просто, достаточно в конце добавить «и тут он исчез» и всё — миф готов. Точно, точно говорю. Хочешь пример? Вот…

***

Вот помню, как-то раз, когда мир был ещё моложе чем сейчас, а богам ещё не наскучили их мелочные распри и споры, Кайрос и Гермес заключили пари. Гермес, уверенный в своей скорости и хитрости, бахвалился перед олимпийцами, что способен изловить само мгновение — миг между прошлым и будущим, тот самый момент, что приводит в движение чаши весов. Кайрос принял вызов и предложил условие:

— Излови меня, вестник. Поймай меня и, прежде чем я исчезну, — сказал он, — я исполню твоё желание.

Гермес любил испытания и загадки, а потому легко согласился.

Так началась гонка. Кайрос бежал по земле, воде, воздуху, но Гермес неотступно следовал за ним. Кайрос нёсся сквозь время, но Гермес не выпускал его из виду. Кайрос скользил между мгновениями, появлялся, когда солнце выглядывало из-за горизонта и исчезал в последнем отблеске заката. Гермес преследовал его в горах, на улицах городов, в тенях людских судеб. Он видел, как мимолётные мгновенья Кайроса возносят и обрушивают скалы, дарят процветанье одним полисам, иные сжигают дотла, и в один момент меняют людские судьбы.

Всюду Гермес преследовал Кайроса, но Кайрос неизменно ускользал. Однако, не был бы Гермес богом хитрости и обмана, сдайся он так легко.

И вот, однажды, когда смертному предстояло принять судьбоносное решение, Гермес посеял в его сердце сомнение. Решимость смертного дрогнула, и бог случая, едва появившись, оказался пойман, будто птица, опутанная силками.

— Я схватил тебя, Кайрос, — говорил Гермес и не было в его словах ни насмешки, ни самодовольства. Лишь уверенность в собственном могуществе.

Кайрос же не выглядел побеждённым. Он склонился к Гермесу, как делал всякий раз, когда собирался подарить человеку или богу миг откровения и молвил:

— Что же… Ты победил и владеешь моментом. Но знаешь ли ты, как его использовать. Итак, Гермес, скажи мне, чего же ты пожелаешь?

Тут Гермес осознал, что в азарте погони он забыл придумать желание. Кайрос улыбнулся лучшей из своих улыбок, развёл руками. И исчез.

***

— Пожалуй, греки могли бы написать такой миф.

— Точно-точно. История максимально каноничная и отлично ложится в архетипику. Кайрос, он такой, любит играть в прятки, удирать. Он даёт шанс, но не оборачивается, если промедлишь. Он всё время в движении. Его нельзя удержать, его невозможно остановить.

— Вообще никогда не отдыхает?

— Ну, — юноша поднял глаза, явно что-то прикидывая в уме, — Знаешь, раз уж ты спросил… Всё-таки кое-кому удалось ненадолго отвлечь Кайроса от беготни.

***

Кайрос скользил по миру, касаясь тех, кто был готов к переменам и никогда не задерживался. Но однажды ноги привели его в сердце Олимпа и там он почувствовал тепло, которого прежде не знал.

Каменный очаг, невысокий, из гладких речных камней, потемневших от времени и копоти, устроен был прямо на полу в середине комнаты, скромен был и неказист. Пламя в нём горело ровно, не колеблясь, не было в нём ни безумства пожара, ни слепой мощи спящего вулкана. И свет ощущался мягким, как тишина.

Пламя приковало взгляд Кайроса и впервые он понял, что ему не хочется никуда спешить. Вокруг не было ни бурь, ни решений, требующих мгновенного ответа. Только покой.

— Добро пожаловать, Кайрос, — приветствовала его Гестия, не поднимая глаз. — Ты спешишь менять жизни, но здесь твоё время остановилось. 

— Что ты сделала? — спросил он.

— Я ничего не делала. Просто, в доме, где горит моё пламя, каждый миг становится вечностью. Вот, держи, — Гестия протянула руку и выхватила из очага уголёк, — Он сохранит для тебя тепло мгновения, чтобы ты мог увидеть, как мгновение расцветает. Верни мне его, — подмигнула она.

Кайрос взял уголь и унёсся в мир. Он стал вплетать тепло Гестии в свои дары: воин, вовремя отведя удар, вернулся к семье; земледелец, успевший убрать урожай перед бурей, коротал время у очага. Мимолётное становилось долговечным, и что-то тёплое и лёгкое зародилось внутри, проступив на лице мечтательной улыбкой и увлажнив глаза. 

Долго скитался Кайрос, распространяя дар Гестии, но однажды уголь начал тускнеть.

Вернувшись на Олимп, Кайрос пришёл к богине очага и сказал:

— Твой огонь дал моим мгновениям дом. Я понял, что шанс — это не только миг, но и то, что он оставляет после себя. Возьми свой уголь обратно, и позволь мне иногда отдыхать у твоего огня.

Гестия нежно взяла уголёк чуть-чуть подула на него, раздувая жар, и бережно опустила в очаг.

— Отныне, Кайрос, каждый твой миг будет нести искру моего тепла. А ты заходи конечно, когда устанешь от вечного бега.

***

— Очаг, как точка отдыха – заезжено, но с такой легендой будет работать, — во мне наконец-то проснулся геймдизайнер, — Гестию надо будет ввести сразу!

— Однозначно! — вид юноша имел такой, будто растрогался собственной историей. – Перед Гестией никто не может устоять. Не мог тогда, не сможет и сейчас. Но! Кроме неё, никому не удавалось задержать Кайроса дольше пары мгновений. Честно, честно.

— Это можно превратить в механику. Высокий темп, поощрение движения. Вечный, как ты сказал, бег. Может быть даже погоня.

— Погоня — это про Кайроса, — он одобрительно кивал, но отчего-то в его словах мне примерещилась грусть, — Что и говорить, он сбежал даже от собственной славы. Даже портрет нарисовать – и то никто не изловил. Была статуя, но не сохранилась. Хотя, вру. Кое-что осталось. Есть история о статуе!

Юноша встрепенулся, выпрямился, положил руку на грудь, будто античный оратор, собиравшийся декламировать с трибуны амфитеатра:

— Был он изображён в виде юноши, расцветом молодости блистающего, и очень походил тем на Диониса. Стоял на шаре, балансируя на кончиках пальцев. На босых ступнях его были крылья, в левой руке держал весы, одну из чаш которых придерживал кинжалом, что сжимал он в правой руке. Волосы спереди спадали на лоб длинными прядями, сзади же были коротко выстрижены. Под ногами на постаменте значилось «Я – пойманный миг вечности и удержать меня тебе не удаться».

Юноша вышел из образа и добавил:

— Не удалось. Разбили статую. Красивая была.

— Почему Кайросу не поклонялись? 

— О, это интересный вопрос! Кайрос – бог благоприятного момента, воплощение мимолётности, его суть в том, чтобы быть неуловимым. Это делает его сложным для поклонения в традиционном смысле.

— Да не уж то. Поклоняться можно чему угодно.

— Ну, знаешь, в греческой мифологии пантеон переполнен яркими фигурами: Зевс, Афина, Аполлон, Афродита, Геката в конце концов — боги с чёткими сферами влияния, драматичными историями. Сюжет есть, опять же. Кайрос, как абстрактная концепция, не вписывается в эпические сюжеты. Он не сражается с титанами, не плетёт интриг, не влюбляется — он малозаметен для мифотворцев. Люди любят конфликты, склоки. Я их понимаю, я сам люблю. Кайрос — это больше про философские и риторические идеи, чем про народную религию. В античной культуре он даже не бог — символ в искусстве и литературе. Его понимают интеллектуалы — поэты, ораторы, стратеги, — но простые люди молятся богам, которые обещают урожай, победу или любовь, а не какой-то там абстрактный "момент". Кайрос не действует сам — он лишь открывает возможность для действия. Это делает его фигурой заднего плана, тенью. Он не главный герой, даже не второстепенный. У него нет своей «программы». Хочешь расскажу историю о том, как Кайрос стал таким незаметным? Слушай…

***

Когда отгремела Титаномахия и боги стали подсчитывать доходы, Зевс собрал всех на Олимпе, дабы раздать им приличествующие владения. Аполлону достались пророчества и музыка. Афине — мудрость и война. Посейдону — моря. Каждый получил свою долю славы и храмы от смертных. Но Кайрос, младший бог с крыльями на пятах, не явился к трону Зевса. Он оставался в стороне и лишь ветер играл с длинными прядями его волос.

— Кайрос, — прогремел Зевс, — почему ты не просишь своей доли? Хочешь ли ты гору, море или город, что будет славить твоё имя?

Кайрос взглянул на громовержца, и его улыбка вспыхнула, как падающая звезда: — Я не ищу храмов, отец богов. Моя доля — не земля и не небо, но миг, что ускользает между ними. Мне не нужны города, моря и земли, ибо тот, кто владеет ими теряет свободу быть везде и нигде. Пусть смертные славят вас, а мне позволь остаться тенью их выбора.

Гера, сидевшая рядом, нахмурилась: — Без мифов и алтарей ты будешь забыт.

— Моя слава — в том, что я не нужен, пока не настанет миг. Когда герой ловит шанс, дарующий ему победу, когда любовник говорит слово в нужный час, когда царь сдерживает гнев, оставляя меч в ножнах — там я живу. Мне не нужны храмы, ибо каждое из этих мгновений мой храм.

Зевс кивнул, но в его глазах читалось недовольство: — Твоя воля, Кайрос. Но знай: смертные будут петь о нас, а не о тебе.

— Пусть поют. Мне хватит мига, когда они замолкают, чтобы услышать себя.

Так Кайрос остался в тени Олимпа. Боги воздвигали храмы, а он скользил между ними, невидимый, но вездесущий. Смертные не знали его имени, но чувствовали его присутствие — в удачном броске копья, в молчании перед бурей, в любви, что расцвела в нужный час. И хотя не было у него мифов, он всегда был рядом, когда герой ловил свой момент.

***

— Точка для внедрения побочных историй. Делаем квесты, в которых персонаж помогает не напрямую.

— Верно. Присутствие Кайроса чувствуют ничего о нём не зная. Но это необязательно — то, чем пугали Зевс и Гера — неправда. Люди сочинили о Кайросе и стихи и песни.

Юноша сказал это резко, с вызовом, на его лице за секунду по очереди отразились печаль, решимость, и гнев, но тут же их смыло озорной волной, он щелкнул пальцами и начал вдохновенно петь мимо нот:

Он подбирал вам экипаж,

Он с вами шёл на абордаж

И от осечки он берёг ваш мушкет

И вот, когда вы в двух шагах

От груды сказочных богатств,

Он говорит вам: «Бог подаст»,

Хитрый шанс.

Тан-да-та-дан Тан-да-та-дан

Тан-да-та-дан тан та дан

Он захохотал, в избытке чувств отбивая дробь на столе. Тело качалось в такт одному ему слышимой музыки, он едва не свалился на пол, будто бы не разобравшись, чего хочет больше, танцевать или усидеть на натужно скрипящем стуле.

— Давай ещё, у меня есть много историй про Кайроса и богов, — он говорил, срываясь на хохот, не  в силах унять его, — Ладно, ладно. Слушай. Так, всё… Уф…

Он глубоко вдохнул, успокаиваясь, хихикнул, но после всё-таки собрался и стал говорить.

— Слушай. Боги по-разному относились к Кайросу. Были кто души в нём не чаял. Артемида с ним отлично ладила. Уж она то всегда знала правильный момент. С кем-то у Кайроса отношения были чисто деловые. Он помогал корыстно или бескорыстно. Он стоял за спинами людей, когда те решали, что пора собирать урожай, взращенный Деметрой и напитанной её дождями. Стоял у перекрёстка Гекаты, когда герой или смертный выбирал тропу на распутье. Кайрос вводил просителя в покои оракула, чтобы Апполон мог донести до него своё пророчество. Кайрос много делал и для людей, и для богов. Это Кайрос показал Гефесту, как наводить на людей озарения. Именно благодаря Кайросу изобретения Гефеста попадали в мир смертных, ведь когда Гефест хотел поделиться с людьми своим творением, он призывал Кайроса и велел выбрать того, кто к откровению готов. Впрочем, были и такие с кем Кайрос плохо ладил. А, кстати есть сногсшибательная история об Афине.

— Я угадаю. В конце Кайрос исчезает, не дослушав высокопарную декламацию избитой мудрости.

— В точку! – юноша весело забарабанил ладонью по столу, — ага. Ты начинаешь понимать. Кратко. Кайрос и Афина пошли смотреть, кто из трёх царей более других достоин трона. Один правит силой. Другой хитростью. Третий из простого люда, а на троне сидел, потому что… Ну, повезло в общем. Пуглив третий был до чёртиков, но во всём следовал сообразности и своевременности. И вот Афина распространённо сообщает пространству, почему именно он более царист чем остальные цари, желает услышать высокую оценку мудрости своих словес, поворачивается к Кайросу … А Кайроса нет…

— Хамло.

— Чем Кайрос никогда не славился, — закивал юноша, — так это чувством такта.

— Не удивлюсь, если за это он был бит и не раз.

— Бит Кайрос не был, — веселье исчезло с его лица мгновенно и мгновенно же взгляд стал жёстким и острым, будто минутой раньше не смеялся он и не плясал, давясь смехом. Целую секунду оставался он серьёзным, но после кончики рта дёрнулись, мышцы дрогнули и по лицу расплылась довольная гримаса, приличествующая коту, сожравшему крынку хозяйской сметаны, — Слушай:

***

Олимп гремел. Арес, бог войны, хвастался перед другими богами, что его мощь непревзойдённа. "Я — буря, что сокрушает города, пламя, что пожирает судьбы!" — рычал он, потрясая окровавленным копьём. Недовольны были боги тем, что Арес нарушает спокойствие священной горы, но в тот день не нашлось того, кто в попытке утихомирить бога войны решился бы навлечь на себя его гнев. Кайрос, юный бог мимолётного шанса, тоже был здесь. Он стоял в стороне, его длинные волосы колыхались на ветру, а глаза блестели хитринкой. "Твоя сила слепа, Арес, — наконец сказал он. Голос Кайроса был тих и лёгкому бризу подобен, но на Олимпе не было того, до кого не дотянулись его слова.

— Кто сказал это, — заревел Арес, — покажись! 

— Один точный момент стоит больше тысячи ударов, — прошелестел ветер, и Кайрос предстал перед Аресом.

Арес расхохотался, смеряя мальчишку взглядом: — Докажи это на поле боя, если осмелишься, юнец!

Кайрос и не думал отступать. Боги спустились к смертным, где армии двух царств, Ортея и Ликоса, готовились к решающей битве. Ортейцы молились Аресу, принося в жертву быков, в то время как ликосцы возлагали венки на алтари, прося удачи.

Битва началась с грохота. Арес взошёл на вершину холма, его голос гремел, подгоняя ортейцев в атаку. Копья ломались, щиты трещали, кровь текла рекой. Бог войны был в своей стихии, наслаждаясь хаосом, который сам же породил. Сражение достигло пика, и тогда Арес увидел его.

У него не было ни панциря, ни щита, ни шлема. Его лёгкий хитон, яркий, но изъеденный временем и солнцем, казался на поле боя чужеродным и неуместным. Шёл он сквозь сечу беззаботно, будто прогуливался по тенистой роще ясным погожим днём. Крылья на босых ступнях трепетали, когда стопы касались земли, разбитой и усеянной обломками доспехов, мечей и стрел. Волосы, длинные спереди, развивались на ветру, дабы тот, кто узрел миг, успел ухватиться за них. Но коротки были сзади, могильным холодом дразня всякого, кто мгновение своё упустил. В одной руке нёс он весы — символ судьбы неподкупной и справедливой, однако палец его лежал на одной из чаш, ибо играть честно он не собирался и уже готов был склонить равновесие. В другой руке нёс он бритву, взмахом которой отделял прошлое от грядущего так, что между ними возникала тончайшая брешь, которую смертные называли «сейчас». То был Кайрос. Бог настоящего.

Герой Ортея, могучий Дамир, занёс копьё над поверженным врагом, но нога его уже скользила по грязи, он потерял равновесие и Никос, сын Диокла, выхватив свой шанс, немедля вонзил короткий меч в шею Дамира. Вот другой ортеец, по имени Аристей, нанёс верный удар, но его противник, Тимокл из милетских наёмников, всё же успел прикрыться щитом. Копьё Аристея отскочило и вылетело из руки война. Меж тем Гиппас, лучник Ликоса увидел брешь в строю щитов, что появилась лишь на краткий миг и Эвандр, командир отряда гоплитов уже смотрел на стрелу, торчащую из его груди.

Бог мимолётного шанса шёл по полю боя, словно было оно его владением. Воины вокруг падали, но падали не от его руки, а повинуясь узорам собственных судеб. Шаги его были легки и смерть следовала за ним как тень.

Арес усмехнулся, но смех застрял в горле, когда Кайрос прошёл мимо знамени Ортея. Бог шанса шевельнул кистью — и ветер, поднятый этим движением, опрокинул знамя в костёр. Пламя объяло его, будто сухую ветку, в мгновение ока, как по мосту перекинулось на шатёр ортейского царя. Кайрос шагнул, ветер двинулся следом, раздувая огонь. И вот уже лагерь пылал, а дым опустился на ортейские позиции.     

Он не сражался, ибо не было это сражением для него. На поле боя Кайрос правил. Ни одна капля крови не падала без его воли.

Арес почувствовал, как холод пробежал по его спине. Ладони, сжимавшие копьё, стали влажными от пота. Впервые бог войны ощутил нечто, чего не знал прежде — страх.

Арес спрыгнул с холма, его броня загремела, как гром. "Кайрос!" — взревел он, бросаясь вперёд с поднятым копьём, но в тот миг, когда копьё должно было пронзить мальчишку, ветер взвыл, подняв пыль в глаза богу войны. Арес промахнулся, его копьё вонзилось в землю, расколов камень надвое. Кайрос смотрел на Ареса, и этот взгляд — спокойный, почти ласковый — заставил Ареса отступить. Впервые он, бог войны, дрогнул перед кем-то.

В тот же миг Кайрос хлопнул в ладоши, и битва замерла. Воины остановились, мечи повисли в воздухе, стрелы застыли в полёте. Тишина накрыла поле, и все — смертные и боги — увидели, как Кайрос поднял руку. Один-единственный жест — и судьба обеих армий решилась: ортейцы бросили оружие и опустились на колени, признавая поражение.

Арес стоял, тяжело дыша, его грудь вздымалась, сердце колотилось от ужаса. Он, кто не знал страха перед Титанами и самим Зевсом, смотрел на Кайроса и видел не просто бога, но силу, что могла стереть его самого одним движением.

Кайрос подошёл к Аресу, и наклонившись к нему сказал:

— Твой гнев — это буря, Арес, но я — только я решаю, куда она ударит.

Затем он исчез, оставив поле боя в молчании.

Арес вернулся на Олимп, но хвастовство его стихло. Он больше не говорил о своей непревзойдённой мощи, а в его глазах затаился холодный отблеск того дня, когда он познал страх.

***

— Брешешь.

— Ну, может приврал чутка, — юноша задорно улыбался, — но видел бы ты его лицо.

— Вот так вот разбить бога войны на поле боя. У меня нет слов.

— Да ну тебя, — юноша изучал свои ногти, — Может Арес и бог войны, но в его случае имя куда громче содержания. Вот то ли дело римский Марс или скандинавские Тор и Один. Кельтская Мориган, славянский Перун. Нормальные же чуваки, а у греков, вместо бога войны какая-то плаксивая гора мускул. Хорошо хоть, его Афина прикрывает. По Аресу не оттоптался только ленивый. Ты знаешь мифы о нём? Загибай пальцы.

Гиганты-близнецы Алое и Эфиальт поймали Ареса и запихнули его в бронзовый кувшин. В итоге он провёл там тринадцать месяцев, пока Гермес не вытащил его – раз.

Арес крутил роман с Афродитой, женой Гефеста. Гефест, узнав об этом, сковал их невидимой сетью прямо в разгар любовных утех – два.

Арес решил отомстить Гераклу за убийство своего сына. В бою Геракл ранил самого бога войны, и тот позорно ретировался на Олимп жаловаться Зевсу – три.

Во время Троянской войны Арес поддерживал троянцев, но Афина дважды унизила его: один раз помогла смертному Диомеду ранить Ареса, а другой — просто опрокинула его с ног. Кстати, после боя с Диамедом Арес снова убежал жаловаться Зевсу, но тот только обозвал его нытиком – четыре.

Арес убил Галираофа, сына Посейдона, за то, что тот пытался изнасиловать его дочь Алкиппу. Посейдон потребовал суда. Ареса, конечно, оправдали, но то, что бог войны был привлечён к суду… твои макароны… — пять.

Короче! Арес — это не бог войны – это карикатура на бога войны, воплощение необузданной агрессии, а не воинского мастерства. Ах да, как я мог забыть, — юноша стукнул себя по лбу, — Кратос! Любимое творение Ареса прирезало своего творца. Блестящий план. – шесть. Знаешь, что я тебе скажу. Нет чести в том, чтобы унизить Ареса. Он жалок.

— И всё же сцена впечатляет. Но как уложить её в геймплей?

— Очевидно, не дословно. Тут я тебе не помощник. Выдай Кайросу копьё и щит. Придумай историю, как его предали, отобрали всё могущество и вот он побирается крохами былого величия. Нормально будет.

Я согласно кивнул. На самом деле геймплейные механики меня не сильно интересовали – это пусть Артём развлекается. Я сменил тему — внутри сработал датчик, натасканный на сюжетные дыры:

— Но, погоди. Ты сказал, что смерть следовала за Кайросом в тот день. Неужели смерть попустила его произвол?

— Ты задал отличный вопрос! У Кайроса и Танатоса сложные отношения. Своеобразные.

— Расскажешь?

— А почему нет. Уверен, ты уже знаешь эту историю. Она называется "Встреча в Самарре".

***

В граде Фивы жил купец по имени Эврипид. Послал он слугу своего, Эвмена, на торжище за товаром. Но вскоре Эвмен примчался обратно, бледный, словно мрамор.

— Господин мой, — вскричал он, — в толпе торжища толкнул меня некто. Обернулся я и узрел самого Танатоса, бога смерти. Взор его пронзил меня, и дланью он погрозил мне. Дай мне коня, господин, умчусь я в Мегару, где Танатос не сыщет меня!

Дал Эврипид слуге коня, и Эвмен, вонзив шпоры, понёсся, подобно ветру.

А Эврипид пошёл на торжище, узрел Танатоса среди людей и вопросил: — Зачем грозил ты слуге моему утром сего дня?

— Не грозил я, — молвил Танатос. — Лишь удивился, увидев его в Фивах, ибо нынче в Мегаре назначена ему встреча со мною.

***

— Кажется, ты забыл одну деталь, — сказал я.

— Серьёзно, и какую же, — в глазах юноши был озорной огонёк.

— В этой истории нет Кайроса.

— Ну как же. Если бы Эвмен не решил в одночасье скакать в Мегару, разве ж смог бы Танатос найти его там. Очевидно, Кайрос был рядом в тот момент.

— Кайрос пытался спасти Эвмена? Или он помогал Танатосу?

— Я и сам не вполне понимаю, — юноша развёл руками, — Всё, что могу сказать, Танатос никогда не ошибается. Вот уж кто знает свой момент, так это он. Ни раньше, ни позже. Ровно в назначенный час в назначенном месте. Это, вообще, довольно любопытная тема. Кайрос как-то имел по поводу неё академическую дискуссию с тремя сёстрами… Слушай:

***

Кайрос скитался, являясь то людям, то богам. Его не звали, но ждали — мгновение, которое может изменить всё. И вот однажды ноги привели его туда, где воздух был тяжел, а время стало вязким.

Он увидел их.

Три сестры сидели у подножия мира, окружённые клубками нитей. Клото, юная и строгая, пряла новую жизнь. Лахесис, задумчивая, тянула нить, измеряя её длину. Атропос, древняя и неумолимая, держала ножницы, готовая разорвать нить в назначенный час.

— Ты не был зван, Кайрос, — проскрипела Лахесис, не поднимая взгляда. — Здесь нет места случаю.

— Да неужто. Что есть судьба, если не череда бесчисленных случаев? – ответил Кайрос, – присмотритесь к нитям, что вы плетёте и увидите меня в их узорах. 

— Твои слова — правда, — тихо сказала Атропос. — Но правда и в том, что твои слова были частью узора задолго до того, как покинули твой дерзкий рот.

— Ты уверена в себе, Мойра. Но даже ты не можешь увидеть всего. Что будет, если я сорву нить прежде, чем твои ножницы её коснутся?

Клото подняла голову.

— Ты волен попробовать.

И Кайрос попробовал. Ветер пронёсся мимо сестёр, касаясь нитей и путая их. Он прерывал одни судьбы и менял течение других. Больные выздоравливали, молодые и сильные умирали от случая, голодали потерявшие урожай из-за морозов и дождей, цари теряли свои короны, бедняки восставали, пленники и рабы обретали свободу и обращали в рабов бывших хозяев.

Но, как он ни старался, Мойры оставались спокойны. Клото пряла, не обращая внимания на его прикосновения. Лахесис лишь кивала, уже зная, куда приведут его поступки. А Атропос не спешила лишний раз поднимать ножницы.

— Ты думаешь, что меняешь пути, — вновь проскрипела Лахесис. — Но каждое твое движение вплетено в ткань судьбы. Ты — не разрушитель замысла, но часть его.

Кайрос не был готов сдаться. Он протянул руку к нити судьбы великого царя. Если он разорвёт её сейчас, никто не узнает, каким мог бы быть его конец. Но в тот миг Атропос подняла ножницы.

— Ты уже сделал свой выбор, — прошептала она.

И Кайрос замер. Он не мог сказать, был ли его выбор свободным или уже предрешённым. Он лишь видел, как нить дрожит в её руках, и знал, что этот момент — тоже часть узора.

— Пусть так, — сказал он дерзко. — Но даже если вы знаете итог наперёд, он всё равно наступает только тогда, когда я захочу.

И Кайрос ушёл, оставив Мойр среди их бесконечных нитей. Они не остановили его, ведь его бунт был вплетён в ткань судьбы. Но что-то в их узоре дрогнуло. Возможно, был то крошечный дефект или лёгкая дрожь, которой не предвидела ни одна из сестёр.

А может, именно этого они и ждали.

***

— Старая философская байка о свободе выбора.

— Выбор сопутствует моменту, — развёл руками юноша, — момент – это про выбор. Нет странного в том, что мотив предопределённости просочился в мифы о боге мимолётного шанса. Но так не честно. Почему всё время рассказываю я? Развлеки меня. Расскажи мне о Кайросе. Я хочу знать, что ты понял, о ком будешь писать.

— Я не пробовал вот так на ходу сочинять, но если ты настаиваешь… О чём? Какая тема?

— Расскажи о том, что лучшим действием порой является недеяние, Кайрос бы это оценил — юноша опёрся локтями на стол, всем своим видом показывая, что ждёт интересной истории.

Я же собрался и начал импровизированный рассказ:

***

В те дни, когда слава Дельф гремела по всей Элладе, Аполлон, бог света, музыки и пророчеств, восседал в своём храме, окружённый дымом оракула. Аполлон был мастером порядка и направлял смертных к их предназначению.  Его золотая лира пела о гармонии, а лук, что некогда поразил Пифона, лежал рядом, готовый к любому вызову. И вот, однажды, в час, когда тени легли длиннее, к нему явился Кайрос — юный бог с крыльями на пятах, чьи волосы струились спереди, обрываясь сзади.

— Кайрос, свидетель мгновения, — голос Аполлона наполнил святилище, — много раз видел я тебя на ступенях обители сей, но ты редкий гость в её залах. Нужен ли тебе мой совет или моё пророчество? Жаждешь ли ты насладиться игрой моей лиры? Поведай, какого дара взыскуешь, ты, неуловимый, и я дам тебе это.

— О, Аполлон, величайший из великих, чья задница свидетельствует о троне, на котором она сидит, я тоже приветствую тебя.

— Кайрос, — рука Аполлона двинулась в жесте изящном и полном грации, и как будто бы случайно легла на лук, — За эту дерзость я мог бы испепелить тебя на месте…

— Вот, об этом я и хочу поговорить, — перебил его Кайрос и в тот же миг оказался рядом, — о твоих несдержанности и поспешности.

— Забавно слышать подобные речи от бога неспособного устоять на месте. И не думай, что я закрою глаза на твоё оскорбление.

— Вообще-то было бы неплохо, чтобы ты видел…, — Кайрос заметил, что Аполлон приподнял лук, будто бы собираясь полюбоваться его красотой и тут же развернул реплику, — проблемы своих просителей немного глубже. Царь Феокл был у пифий на днях и спрашивал, следует ли ему идти в битву против царя Агелая или искать мира с ним. «Когда солнце даст знак, копья найдут путь», — сказал ты Феоклу устами оракула.

— Всё было так, как ты сказал и всё будет так, как сказал я.

— Если Феокл поднимет меч, многие храбрые воины, преданные тебе, падут.

— Так бывает, когда смертные ведут войны.

— О, Аполлон, чья лира поёт о порядке, а лук разит без промаха. Тишина иной раз работает лучше, чем рык сотни львов. Не давай знака и в назначенный день никто не умрёт.

— Ты предлагаешь бездействие? – Аполлон воздвигся с трона, и стены храма загудели, вторя ему, — Я — голос судьбы, крылатый. Мои слова ведут смертных к их предназначению. Твои же речи — пустой ветер, а не мудрость. Уйди сейчас или покорись судьбе.

— Позволь мне доказать.

Аполлон взглянул на Кайроса, его глаза сверкнули, как солнечные лучи: — Я приму твой вызов, но знай: если твой путь провалится, я дам Феоклу знак, и его копья пронзят врага. 

Он сложил руки и ждал. Кайрос же пришёл к Феоклу, но не шепнул ему ни слова. Вместо этого он наблюдал, как царь стоит у реки, глядя на сухую землю. В тот самый момент, когда солнце коснулось горизонта, а тень от скалы упала на воду, Агелай, шедший с войском, поскользнулся на камне и упал в реку. Его воины сочли это дурным знаком и отступили, решив отложить набег.

Феокл, не подняв меча, вернулся во дворец. Царь вознёс хвалу Аполлону, думая, что бог света даровал ему победу без крови, позволив копьям найти путь домой. Аполлон же смотрел на это с Олимпа.

— Ты не солгал, Кайрос, — молвил он. — В этот раз твоё недеяние сработало. Но истинный правитель не полагается на удачу!

***

— Нет, нет, нет, нет… Нет. Ну нет. Нет же. Один просто ждёт неведомо чего, второй поскользнулся на камне и упал в реку? Ты серьёзно? Твой Кайрос – это… Это… Это не Кайрос. Это тупая удача! Слепая тупая удача! Ты ничего не понял! Кайрос это не про повезло! Кайрос это про вовремя! Знаешь, когда христиане собирали Новый Завет, в греческом варианте текста использовали слово "кайрос" для обозначения момента божьего вмешательства. Дескать, бог всё сделает вовремя, а ты просто сиди и жди погоды. Когда родился сын Божий? Кайрос! Когда царствие Божие наступит? Кайрос! Когда воздастся тебе за добро, что ты сотворил? Угадаешь? Кайрос! Где терзание, где выбор, где принятие, где катарсис? Где Момент!?

— Подожди, стой. Я понял. Я понял. Позволь мне попробовать ещё раз.

— Дерзай, мои уши в твоих руках, издевайся как тебе угодно. Стой. Я дам тебе подсказку. Убери из своей истории солнцеликого. Пусть решение принимает смертный! — сказавши это он вновь принял позу благодарного слушателя.

Я же начал вторую попытку:

***

В те времена, когда Эллада гудела от подвигов героев, жил Тесей, царь Афин, чья слава гремела от Крита до Фессалии. Он победил Минотавра, одолел разбойников и нёс мир своему народу. Но однажды его город оказался на краю войны. Царь, Менестей, собрал войско, он утверждал, что Афины задолжали ему дань. Воины Тесея уже стояли у стен, их копья сверкали. Народ ждал приказа — сражаться или уступить.

Тесей стоял на холме над городом, его рука лежала на мече, сердце разрывалось между долгом защитника и страхом за жизни своих людей. Он знал: бой будет кровавым, и даже победа оставит Афины ослабленными. В этот час к нему явился Кайрос.

— Тесей, герой Афин, — голос Кайроса был подобен шёпоту ветра в листве, — перед тобой миг, что решит судьбу твоего народа. Ты можешь обнажить меч, но я здесь, чтобы показать тебе иной путь. Иногда лучший удар — тот, что не нанесён.

Тесей взглянул на Кайроса, его брови нахмурились.

— Хочешь, чтобы я бездействовал? Я — воин, и мой народ ждёт, что я поведу его в бой. Менестей не отступит, и я дам ему отпор.

Кайрос не ответил словами. Он лишь указал на горизонт, где войско Менестея выстраивалось у реки. А потом исчез, оставив Тесея одного. И заметил тогда Тесей: кони Менестея пили из реки, а воины устали от долгого марша. Их строй был слаб. Тесей сжал рукоять меча, готовый дать сигнал к атаке, но слова Кайроса остановили его. Вспомнил он, как нить Ариадны вывела его из лабиринта Минотавра — тонкой, почти незаметной паутинкой вилась она по каменному полу, но указывая путь в тот день. Так и теперь, вглядевшись, Тесей различил то, что не всякий бы приметил: река текла лениво, а берега её тонули в зыбкой топи. Двинься Менестей сейчас — и его войско увязнет в болоте.

И тогда Тесей принял решение. Он поднял руку, но приказал не атаковать, а ждать. Его воины опустили копья, а сам он сел на камень, глядя на врага. Миг тянулся, как вечность, и сердце Тесея билось в сомнении. Но вот Менестей, не видя сопротивления, бросил своих людей через реку. Кони увязли в грязи, повозки застряли, а воины, потеряли строй. К вечеру войско Менестея ушло, оставив лишь следы в болоте.

Меч Тесея так и не покинул ножны. Афины уцелели без единой капли крови, и народ славил своего царя за мудрость.

***

Юноша сидел мрачный как туча.

— Да что теперь то не так! – я начинал злиться.

Он помотал головой в жесте отрицания:

— Нет. Ты обманываешь! Ты обманул меня, – тут он расхохотался, будто и правда, был рад что собеседник пытался его обмануть, — Ты сказал, что расскажешь мне о Кайросе, но это история об Афине, которая пришла к Тесею под видом Кайроса! Я прямо вижу, как она стоит у Тесея над ухом и говорит ему: «Жди, жди, всё ещё жди, продолжай ждать, а сейчас снова жди». Да, да, я раскусил тебя. Это точно была Афина, — энергично кивал он.

— Ладно, — я обречённо вздохнул, — Я попробую ещё раз.

— Ни в чём себе не отказывай. Стой, стой. Царь Тесей достоин победы. Не меняй сюжета. Покажи мне, что не Светлоокая была там, но Кайрос, — сказал он, готовясь слушать.

Я же стал говорить:

***

В дни, когда Афины процветали под рукой Тесея, царя и героя, тень войны легла на его земли. Царь Менестей, собрал войско, чтобы отомстить за старую обиду. Копья врагов уже сверкали у горизонта, а народ Афин ждал приказа: сражаться или искать мира. Тесей стоял на башне, его меч лежал в ножнах, а ветер трепал его плащ. Он знал: бой будет жестоким, и даже победа оставит город в руинах.

Солнце клонилось к закату, и тени удлинялись. Тесей смотрел на лагерь врага, где воины разводили костры, а кони отдыхали у реки. Его рука сжала рукоять меча — привычка воина, что жил битвами. Он видел, как Менестей отдаёт приказы, как его люди готовят щиты. Всё в Тесее кричало: "Действуй! Ударь первым!" Но в этот миг что-то дрогнуло в воздухе, нечто неуловимое промелькнуло перед ним.

Снова бросил он взгляд на позицию врага и приметил, что неудобна она, что повозки Менестея слишком близко к берегу, а люди устали от долгого перехода. Если Тесей ударит сейчас, кровь зальёт оба берега, но победа будет за ним. И всё же. Взгляд его упал на реку, что текла между Афинами и врагом. Вода блестела в закатных лучах, но берега её были топкими, течение — обманчиво медленным.  Увидел он, что кони, спустившиеся к водопою, вязли в грязи. Если враг двинется сейчас, он потеряет строй.  Тесей мог поднять рог и призвать воинов. Или он мог ждать. Не из страха, не из слабости, а из понимания, что время само может стать его оружием. И Тесей опустил руку. Он не дал приказа. Его воины остались у стен, а рог молчал.

Ночь прошла в тишине. Менестей, видя бездействие Афин, счёл это знаком трусости и двинул войско через реку. Но топь поглотила повозки, кони увязли, а воины, потеряв строй, начали тонуть или отступать. К утру лагерь врага опустел — Менестей ушёл, проклиная реку, а не Тесея. Афины уцелели, и ни один меч не покинул ножен.

***

— Вот теперь я вижу Кайроса, — юноша одобрительно кивнул, — ты оценил иронию? Чтобы вплести Кайроса в рассказ, тебе пришлось Кайроса из рассказа убрать. Да. Так и должно быть.

Он шумно вдохнул, потянулся, откинулся на спинку стула. Выдохнул, тело его расслабилось, глаза закрылись, и на лице отразились покой и умиротворение.

— Ну и как я буду вставлять в игру персонажа, которого надо убрать, чтобы он появился?

— А я знаю? Придумай что-нибудь. — сказал он не открывая глаз, — Ты же сценарист. Боги абстрактны, в этом сила и гибкость образа. Могущество бога, способ взаимодействия с миром меняются по прихоти левой пятки рассказчика. Атрибут божественной сущности можно показать десятком, сотней разных способов. Я ведь не требую от тебя всунуть в игру всё то, что я нарассказывал. Издевайся как хочешь, но суть, зерно, изволь сохранить и передать. Ладно. Пойду. Работы много. Проблема, знаешь ли, людей меньше не становится и каждому нужен его момент. А без меня… ничего не начнётся.

Он сорвался, размазался в пространстве, оставив за собой размытый след. Зал всё ещё был недвижим. Люди, изображая восковые фигуры, разговаривали и ели. Артём, занёсший, но не опустивший ногу, всё также шёл ко мне. С кухни раздался звук кофейной машины. Чашка, из которой юноша пил исчезла, а мгновением позже понял, что пропала и моя. Юноша вернулся с двумя новыми порциями кофе и жестом скульптора, довершающего шедевр, поставил чашки на поднос. Тот самый поднос, что из-за неловкости кота всё продолжал, и продолжал, и продолжал бесконечно падать на меня. «Ах, какой момент», — подумал я, любуясь ошарашенным лицом девушки.

— Думаешь прокатит?

— Понятия не имею. Ну что, готов? – он поднял руку, готовясь щёлкнуть пальцами, — Раз. Два.

Я встал навстречу подносу и в последний момент подхватил его. Кофе лишь слегка выплеснулось, чуть замарав манжет рубашки.

— Простите, а вы свободны сегодня вечером? – к собственному удивлению, сказал я. Не ожидала, едва поймав равновесие, получить такой вопрос и она. Поставив поднос на стол, я стал переставлять блюдца.

— А вы всегда так с девушками знакомитесь?

— Спасая чашки и блюдца. Да, то есть нет. А как вам больше нравится?

— Я хотела сказать, так внезапно. Принесу другой кофе, — она отобрала поднос, вернула чашки, и шуганув обиженно шипящего кота так, что тот вылетел из полуоткрытой двери, ушла, оставив мне свою улыбку. «Надо узнать имя. — запоздало понял я, — Имя есть на бейджике, но лучше спросить».

Подошедший Артём проводил её взглядом, явно удерживаясь от желания что-нибудь съязвить.

— А по нашему главному герою прогресс имеется? — он, всё ещё стоял в полоборота ко мне.

— На удивление есть один кадр, — ответил я, пряча список малоизвестных персонажей греческой и римской мифологий.