— Мой капитан. Солдаты видели в лесу огромного оленя.
Сеньор Гонсало де Сандоваль сидел за походным столом под натянутой в качестве временного шатра парусиной. Его взгляд, казалось, бессмысленно скользил по лежащей перед ним описи припасов. Только казалось, разумеется, поскольку сеньор капитан, несомненно, был глубоко поглощён думой о благе империи, вверенной ему команде и мерах, надлежащих принять к изучению неизведанной земли.
Сандоваль поднял глаза на лейтенанта:
— Франциско…, — он осёкся. У входа за спиной лейтенанта с потерянным видом стоял солдат, — Какой ещё олень, сеньор де Монтехо? Я приказал. По рыбе и охоте – к интенданту.
Возникла неловкая пауза. Затем Монтехо тихо произнёс:
— Трофей, мой капитан.
На лице Сандоваля медленно проступило понимание. Он встал, оправив дублет.
— Насколько огромного?
— Дозорный божится, что никогда не видел такого крупного зверя и громадных рогов. Он опытный егерь и не должен ошибаться, — Монтехо кивнул в сторону пришедшего с ним солдата.
Сандоваль поманил того жестом.
— Как зовут?
— Диего, мой капитан, Диего Гарсия.
— Диего, хорошо ли ты рассмотрел зверя?
— Никак нет мой, капитан, — коренастый одутловатый Диего переминался с ноги на ногу, тушуясь, не умея говорить с благородными, — я видел его мельком за буреломом, но на кресте поклясться могу, зверюга крупная, и рожища! Никогда таких не видел! Вот только, — он покосился в сторону Монтехо, тот нахмурился, — не олень это… У него грива, и то ли… Борода. И лицо у него…
— Борода? Лицо? – переспросил Сандоваль.
— Ну, может не олень, — сказал Монтехо, — Мало ли, какой зверь бородатый тут водится. У козла тоже борода! Главное, рога у него богатые, — он зыркнул на Диего, тот торопливо закивал.
— Выследить и добыть, — сказал Сандоваль. Он поднял голос, чтобы слышали за пределами шатра, — Если зверь будет достоин, я преподнесу его голову Карлу, Императору Священной Римской империи и королю Испании, как знак власти короны над новыми землями. А по случаю поимки… трофея, устроим праздник!
***
Из лагеря, который, надо сказать, уже начал напоминать военную стоянку, а не прибежище бандитов, каким казался накануне, вышли на рассвете, получив благословение священника у грубо сколоченного креста. Монтехо взял пятнадцать человек и двух псов.
Трофей трофеем, а исхудавшим на сухарях людям нужно было мясо. За таковое сошёл бы и грызун и птица, да даже ящерица. Для охоты взяли арбалеты, но в надежде на дичь покрупнее несли пики, и даже прихватили аркебузу на случай встречи с хищником.
Шли вдоль грязной реки вглубь чудного, невиданного на родине леса. Слышался стрёкот. Солнце едва проглядывало сквозь плотный полог, только-только разогнав утренний туман. Несмотря на ранний час, уже было жарко. Дышалось тяжело от влаги и тягучего цветочного духа, наполнившего воздух.
Сначала продирались сквозь заросли, спотыкаясь о корни, рубя длинными ножами вьющиеся, свисающие с деревьев стебли. Потом вышли на звериную тропу, и шли по ней в надежде, что та приведёт к водопою. Монтехо чувствовал, как пот стекает по спине, а рубаха липнет к телу. Впереди, всматривались в землю изучая следы, вместе с другими егерями шёл Диего.
Показалась поросшая невысокой травой и кустарником живописная полянка. Журчание воды, подсказывало, что от реки удалились недалеко. В небе над поляной кружила птица, и добрая была бы добыча, но слишком высоко кружила она, чтобы бить из арбалета.
Впереди оскалились и зарычали собаки. Монтехо, поспешивший оказаться рядом, проследил взгляды егерей. На влажной земле чётко и глубоко отпечатались огромные, размером с ботинок, копыта. Кто-то перекрестился, бормоча молитву. Монтехо представил размер монстра, оставившего след, и ему тоже стало не по себе. След уходил в сторону, в чашу, уводя с поляны и с тропы.
— Давно он тут шёл? – спросил Монтехо.
Диего потрогал след, покатал в пальцах грязную землю.
— Нет, — сказал он, — только что.
Собаки, скалясь, пятились. Монтехо приказал готовиться, но это было лишним. Солдаты и так потянулись к оружию. Он тоже покрепче сжал арбалет. Нёсший аркебузу солдат, обменялся с Монтехо взглядом и завозился с затравочным порохом и фитилём.
В лесу раздался шорох. Один из псов взвизгнул, сорвался с поводка, бросился прочь. Державший его егерь дёрнулся было следом, но тут же споткнулся и распластался на земле. Арбалеты и пики взлетели, целясь в кусты. За зелёной стеной, окружавшей поляну, мелькнула и исчезла тень. Кто-то поспешно послал болт. Оставшийся пёс залаял, забился на поводке.
Последовала длинная напряжённая секунду. Глаза Монтехо рыскали по зелёной стене и вдруг, повернув голову влево он увидел фиолетовое, увенчанное огромными рогами лицо и вперившиеся из-под зелёных бровей ему в душу синие светящиеся глаза. Существо смотрело поверх переплетения стеблей и веток, отведя и придерживая их длинной мощной жилистой рукой, заканчивавшейся сучковатыми деревянными ветвями там, где нормальной руке полагалось бы иметь пальцы.
Раздался звук борьбы и вопль. Монтехо с трудом перевёл взгляд на упавшего егеря и ахнул. Тело оплели тонкие стебли, бедняга пытался встать, рвался, но стебли росли быстро и тянулись к горлу. Бросившийся на помощь солдат повторил судьбу егеря, тут же оказавшись на земле. Монтехо посмотрел вниз, и сразу же с силой рванул ногу, вырывая ботинок из силков оплётшей его травы.
Сбоку на солдата с пронзительно высоким криком спикировала сова, свалив человека наземь и тут же метнулась в сторону, уворачиваясь от пики, которой стоящий рядом попытался птицу достать.
Под свист тетивы сорвались болты. Но стреляли отчего-то не в сову — совсем в другую сторону. И тут же оттуда в отряд, сминая строй, раскидывая путающихся в ногах и траве пикинёров, врезался вепрь. Повалил и стал рвать подвернувшегося ему солдата, не замечая воткнувшуюся в спину пику и даже когда болт посланный Монтехо разорвал ему глотку, ещё несколько секунд продолжал топтать несчастного.
Монтехо увернулся от когтей — сова, сея хаос носилась меж людей. Отряд окончательно потерял подобие строя, и тогда на поляну под громыхающий цокот вылетел монстр, каких можно было бы увидеть в трудах Овидия или Вергилия. Он нёсся галопом, разрывая, выкорчёвывая копытами комья грязи. Над его лошадиным туловом нависал могучий человеческий торс. Он мотнул исполинскими, шире плеч ветвистыми рогами, небрежно взмахнул на бегу древесной лапой, отбив летящий в него арбалетный болт, от чего и болт и лапа разлетелись щепой. В мгновение ока оказавшись рядом, монстр сшиб не успевшего увернуться солдата, встал на дыбы, собой закрыв небо и тут же, подобно грому обрушился сверху, раздробив копытом голову человеку, оказавшемуся под ним. Монтехо, сам не зная, как нащупал на земле пику, бросился к чудищу в отчаянной попытке проткнуть незащищённое брюхо, но монстр, проворно развернув лошадиный круп, одной рукой выхватив пику, вырвал её из рук Монтехо. В следующий момент чудовищный удар перевернул небо и землю. Монтехо пролетел десяток пасо, и ещё увидел борозду, которую оставило его собственное тело, увидел, как гигантский человеко-лось поднял над головой отобранное оружие и точным броском разорвал удирающего с поля боя солдата.
Прежде чем потерять сознание, успел он увидеть и то, как Диего Гарсия, единственный оставшийся на ногах, нацелил ствол аркебузы в человеческую грудь чудища и нажал спусковой рычаг.
***
Капитан Гонсало Сандоваль пришёл в себя. Было мокро и неудобно. Он попытался пошевелить рукой и не смог этого сделать. Попытался пошевелить головой, но и она лишь едва двигалась. Когда с его глаз спасла пелена, он скосился, пытаясь осмотреться и понял, что тело его обросло корой, а сам он, врос в дерево на высоте трёх своих ростов.
Чудище сидело перед ним. Оно опустилось, поджав четыре ноги под себя, как олень или лось, и руками опёрлось на землю. На могучей груди вмятиной, будто оттуда вырвали кусок мяса, зияла почти затянувшаяся рана, но чудище не выказывало о ней никакого беспокойства. Суровое фиолетовое в цвет ночи лицо, словно бы вырезанное из дерева, было недвижимо. В спутанных волосах, и ветвистых рогах играли птицы. Мхом казалась древняя, неухоженная, зелёная, как трава и листва, борода.
Вокруг, куда ни глянь, сидели, лежали, носились звери, собравшись то ли на совет, то ли просто радуясь обществу существа. Были тут и боровы, и медведи, и огромные кошки. Они сидели прямо подле змей и других гадов. Но больше было таких зверей, каких Гонсало и не видывал никогда, и не смог бы о них помыслить, настолько они были диковины.
А меж тем существо говорило, хотя рот его не двигался.
«Я помню вас. Много, много лун назад. Ваша стая жила на равнинах в закатной стороне. Лес давал вам приют, и вы пользовались его даром. Вы знали и привечали меня, уважали лес и лес уважал вас. Но луны сменялись, а ваша стая росла. Ваши новые вожаки больше не хотели соблюдать закон. Вы ослепли и оглохли к лесу и мне. Вы брали больше и больше, и больше. И брали уже не для себя. Вы складывали из убитых вами древ дома, плывущие по рекам, грузили на них больше древа и увозили к иным землям, прочь, не давая лесу залечить раны.»
«Не мы. Это другие. Мы подданые испанской короны, мы испанцы», — с трудом думал Гонсало, едва найдя себя в чужом разуме.
Суровый лик существа не дрожал, ничем не выдавал мыслей и Гонсало даже подумал, что говорит не с чудищем, а со своим внутренним голосом.
«Испанцы? У тех тоже были имена. Мауа, Кичё, Майян, Тескоко, Тлапак. Мне нет разницы. В великом круговороте значим род, а не тварь. Тварь сменяет тварь. И живёт также, как жил предок. Что один, то и другие. Как поступает один, поступают все. Пусть, с тех пор минуло много лун, что могло измениться? У меня хорошая память. Я помню вас. Я помню всё. Я очистил лес тогда, очистил сейчас. Вижу, ты не согласен, расскажешь позже. У нас будет время говорить. Я решил, что тоже хочу «трофей», который больше расскажет мне о вашем роде. Должно быть, я не в последний раз выпалываю вас со своей земли.»
Чудище поднялось, развернулось и, виляя коротким хвостом, медленно пошло по тропе прочь. Перед ним, выказывая уважение, расступались звери и даже деревья, казалось, кланялись ему вслед. Вскоре оно скрылось за поворотом, но ещё долго вдалеке мелькали раскачивающиеся в такт мощной поступи достойные короля рога.
Отредактировано netricks (09.06.2025 11:24:13)