Десяточка сентября 2017

О ТЕХ, КОГО МЫ НЕ УЗНАЕМ

На кухне монотонно бубнил телевизор, заглушаемый свистом неугомонного чайника. Бесконечный поток новостей лился с экрана. Загорелые политики отчитывались о проделанной работе и давали очередные обещания, генералы с безразличными выражениями лиц докладывали о ликвидации банд-формирований специальными подразделениями.
Он не слышал всего этого за шумом воды. Вода стекала по уставшему телу, смывая пыль и пот, но он продолжал ощущать на себе грязь. Эту грязь нельзя было стереть мочалкой и отмыть мылом, она копилась годами. Кровь, слёзы, крики, смешавшиеся в адское варево в его душе, казалось, сочились сквозь кожу. Благие цели и праведные намерения приказов, поступивших свыше и выполняемых им с офицерской точностью, не могли нейтрализовать яд, отравляющий его разум. Из каждой командировки он привозил сумку легче, а груз в сердце всё тяжелее, и не было того предельного значения, когда можно было бы сказать «стоп»...
А безразличные лица генералов будут продолжать рапортовать для нас с экранов о выполненных заданиях теми, чьи уставшие лица, мы никогда не узнаем.

Дуэль "Лесной народ"

«Пляшут белки, пляшут зайцы, пляшет весь лесной народ…» - уже почти завывали дети, наматывая круги по актовому залу детского сада. Череда репетиций новогодних утренников валила с ног и воспитателей, и детей. Зайчики, белочки, медвежата, волчата утирали носы и понуро плелись в хороводе вокруг воображаемой ёлочки. Лесную красавицу ещё не привезли.
Зинаида Петровна ждала новогодних выходных так, как давно уже не ждала. Пожалуй, в последний раз ей так нестерпимо хотелось новогодних праздников в школьные годы. Правда, тогда ожидание подогревалось предстоящим весельем, многочасовыми кружениями на катке с подружками, подарками, семейными посиделками с пирожными… А сейчас просто нужен был отдых. Её сменщица пропадала в бесконечных больничных, персонала не хватало, и вот уже больше трёх недель она была с детьми от рассвета до заката.
"Песню повторили, танец сделали, стишки раздала, сейчас обед, потом на сон уложу их… Может нянечку оставить, сбегать за курицей? Мишка придёт после тренировки, кормить нечем. Пока у меня Власенкова заберут, уж закроется всё… Да, сбегать надо." - прокручивала мысленно план действий Зинаида Петровна, заканчивая последний круг хоровода.
- Парами, парами строимся! Молодцы. Белочки, не отстаем. В группу проходим. Не беги, Прохор! Марк, отпусти Диану!
"Поназывают же, прости Господи!" - уже шёпотом ворчала воспитатель.
Ещё час кружений и суеты, и дети были накормлены обедом, принудительно отправлены в туалет и уложены по спальным местам. В группе воцарилась тишина, нарушаемая только сопением десятка сопливых носов.
Зинаида Петровна достала из шкафчика сапоги и направилась к раздевалке. Сейчас вернётся с кухни нянечка, и можно будет уйти. Вдруг приоткрытое для проветривания окно распахнулось резким порывом ветра, в группу ворвался морозный воздух. Воспитатель поспешила к окну, не выпуская из рук сапоги. Закрыв его, она обвела взглядом спящих детей и повернулась к выходу.
То ли профессиональная выдержка, или же шок не дали ей закричать в голос. Зинаида Петровна только ахнула, прикрыла рот рукой и, не моргая, уставилась в сторону выхода. В дверном проёме, ведущем в раздевалку, стоял медведь. Стоял на задних лапах, держась одной передней за косяк, и чуть пригнувшись, поскольку не помещался в проёме во весь рост. Медведь был что ни на есть настоящий, но Зинаида Петровна сразу подметила, что морда у него выражала некое смущение, и весь он имел какой-то виноватый вид.
- Я извинить меня прошу, если напугал! Тут дело такое... Я к Вам пришёл, ну, чтоб это... Праздник чтоб. Ребятишкам нашим... - медведь мямлил точь-в-точь как Мишка, сын Зинаиды Петровны, когда в техникуме пары хватал.
Воспитатель поймала себя на мысли, что и не боится его вовсе. Она подошла чуть ближе к животному и решила, что нужно отвечать, насколько абсурдным бы ей это ни казалось.
- Чем я могу помочь? - сказано это было так, как обычно разговаривают с иностранцами на своём родном языке, нарочито чётко, для лучшего понимания.
- Новый год же. У нас в лесу детишки. Ёлок полно, а хороводы никто водить не умеет, песенки не знает. Зайчишки, бельчата скачут вразнобой, волчата только зубами клацают, пугают всех... Лось было взялся водить их, хороводом то... Да он же неуклюжий... В общем, плохо нам. Детишки маются. А Вы так славно вон с этими ладите! - медведь кивнул в сторону спящих детей.
- Ну, отчего ж детишкам не помочь, - к своему собственному удивлению произнесла Зинаида Петровна. - Разучим песни и с Вашими детишками.
Разум её как будто отделился от тела. В голове бушевала паника и недоумение, а руки привычными движениями натянули сапоги, достали из шкафчика пальто, и Зинаида Петровна вслед за медведем вышла из садика.
К удивлению воспитателя, выйдя за дверь, они сразу же оказались в лесу, в густом настоящем зимнем лесу с мохнатыми елями и искрящимися сугробами. Медведь постоянно оглядывался на женщину и заботливо раздвигал и придерживал ветки деревьев, заграждающих путь. Вскоре они вышли на полянку, в центре которой красовалась одинокая ёлочка.
- Ребятки! Выходииите! Посмотрите, кто к нам пришёл, - громко проревел медведь. Несколько секунд ничего не происходило. Но потом с разных сторон поляны начали выходить, выбегать, выпрыгивать разномастные лесные зверьки. Белочки, лисята, зайчата, волчата, медвежата, резвые кабанчики и один неуклюжий лосёнок на длинных качающихся ногах. Все они ринулись к Зинаиде Петровне и, окружив плотным кольцом, ожидающе уставились на неё.
- Так, милые мои, встали в кружочек вокруг ёлочки! Ручками... Ой... Лапками друг за друга взялись и повторяем за мной: пляшут белки, пляшут зайцы, пляшет весь лесной народ...
- Зииин! Зина... Я спать так не могу, ты мне эти песни тут прекращай! - недовольное лицо мужа освещалось фонарём, назойливо заглядывающим в окно их спальни. - Ты мне про этих белок третью ночь поёшь. Скоро у вас там эти утренники-жутренники кончатся?
Зинаида Петровна приподнялась на кровати и оглядывала комнату, ещё не до конца веря, что она уже не в лесу.
- Бледная ты, Зин. Отдохнуть тебе надо... - пробормотал мужчина, заворачиваясь в одеяло.
А утром в кармане пальто Зинаида Петровна нашла шишку. Кедровую. С орехами.

Моноэль уйдёт в историю, а это оставлю здесь.

Рыбы вокруг меня

Вдох… Выдох. Вдох… Выдох. Если бы я был рыбой, то сейчас мои жабры раздувались бы нелепыми щеками, и рот округлялся на каждом вдохе.
Водички бы попить...
И если бы я был рыбой, то по моим жабрам сейчас переливалась бы вода, прохладная вода омывала бы горло изнутри…
Боже, как хочется пить!

Мне часто снятся рыбы. Сейчас эти сны мрачные и тягучие. Я отдаюсь течению и плыву в тёмной воде рядом с рыбами. С большими молчаливыми рыбами. И у рыб почему-то закрыты глаза. Они не спят, они плавно шевелят плавниками и хвостом, ловят течение и двигаются в потоке величаво и размеренно. В моих снах нет суеты и нет людей. Я хочу узнать, куда несёт нас эта река, но рыбы не замечают меня и не открывают глаз.

В детстве мне тоже снились рыбы. Я уплывал от них во снах. Рыбы были совсем другие - большие, зубастые, с выпученными круглыми глазами. И плыли мы не в спокойной воде. Они гнались за мной по воздуху, в небе. Под нами был город, темный и далёкий. Я падал и одновременно спасался от огромной зубастой рыбы. Всепоглощающее чувство беспомощности. Эти сны совмещали в себе все детские ужасы: погоня монстра, падение и страх неизвестности… Мама говорила мне, что я расту. Я падаю во сне - значит, я расту.

Никогда не приуменьшайте значения детских слов. Если ребёнок говорит Вам о своих страхах, прислушайтесь и поверьте, что этот страх не шалость, не баловство, не блажь. Детский страх - это чувство на уровне природных инстинктов, неподвластное разуму. Если Вам доверился ребёнок, помогите ему, предоставьте ему защиту, сделайте так, чтобы он поверил, что у него есть защитник, большой и смелый. Вы можете сколько угодно светить фонариком под кровать, доказывая, что там не могут поместиться монстры, или объяснять, что волки не приходят в город, разумные доводы и логичные объяснения не дадут ребёнку чувство защищенности. Просто будьте его смелым и сильным защитником.

В детстве я боялся рыб. Мой детский разум подсказал мне, что для того, чтобы избавиться от страха, нужно как следует изучить свой объект страха. Были прочитаны все детские энциклопедии, рассмотрены картинки и атласы со всеми пучеглазыми водяными тварями, был куплен аквариум с красивой рыбкой. Я поставил аквариум рядом со своей кроватью. В свете ночника я видел, как плавает моя рыба. Она постоянно была в движении, не закрывала глаз… Она просто напросто не имела век. Меня всегда удивлял этот факт. Рыба не может моргнуть, не может закрыть глаза. Я думал, что она всё-таки иногда спит, закрыв глаза, когда я не вижу, и старался подловить её за этим занятием. Но рыба всегда смотрела на меня своим круглым глазом, то левым, то правым.

Бояться рыб с возрастом я перестал. Появились другие страхи, низменные и мимолётные, а сны покинули меня на какой-то период времени. То было время, когда спал я мало. Так много надо было успеть между парами в университете, попойками с друзьями, подработкой… Я не успевал бояться неизвестности, я торопился жить и пробовать всё, что мне подкидывала жизнь. Я так стремился быть самодостаточным и преуспевающим, что путал цинизм с адекватностью, человечность со слабостью.

Наверное, не стоило так растрачивать свой ресурс, нужно было больше смотреть внутрь себя, слушать себя, остановится и понять, куда несёт меня этот поток летящих дней. Я не держался за людей, за места и впечатления, просматривал и пробовал всё, что предлагала жизнь, и мчался дальше…

Очень хочется пить… И очень не хочется вставать. Вот он, ещё один минус жизни в одиночестве. Сейчас крикнул бы: «Милая, дай стаканчик водички, пожалуйста!» Нет. Прошептал бы ей, лежащей рядом. Она бы нехотя потянулась, сморщила нос и встала с кровати. Натянув, валяющуюся на тумбочке футболку, босыми ногами прошлёпала на кухню, и вернулась со стаканом живительной воды.

Но есть только я, тишина, белый потолок, серые стены, нехитрая обстановка холостяцкой квартиры и серый город за окном. Сейчас мои дни не похожи на тот стремительный забег, что был в юности. Каждое моё утро проходит одинаково, моя работа стабильна и комфортна для меня, вечера не преподносят сюрпризов.

Я так часто в последнее время предугадываю поступки людей, развитие ситуаций, что порой мне становится немного не по себе. Я пишу новой коллеге на работе, предлагаю встречу, и сразу же в моей голове прокручивается дальнейшее развитие событий. Я знаю, что она мне ответит, иногда даже дословно. Меня пугает это. Эта человеческая предсказуемость. Так много шаблонных фраз, предсказуемых поступков, типового поведения. Я читаю людей как программный код.

А хочется быть просто с человеком. Завернуть её в плед, напоить чаем, смотреть слезливую мелодраму, слушать о том, как её подруга не может сдать билеты в Таиланд, и не играть роли, не вести стратегическую борьбу за отношения.

Новое сообщение: «Что ты делаешь сегодня вечером?»

Я буду страдать, чёрт побери, в одиночестве в своей пустой квартире, затормаживая бесполезную мозговую деятельность алкоголем.

«Не знаю пока. Планов нет. Дома, наверное…»

«Я приеду. Мне нужно поговорить с адекватным человеком… Я так не могу больше! Достало! В 9. Ок?»

Это мука продолжается уже много лет. Я ей друг, она мне друг, она замужем за моим другом, её муж мой друг, я бы хотел быть не просто другом, она… Хотела бы она? Это единственный человек, которого я не могу разгадать. Вот такой клубок дружбы.

Вечером она приходит.

«Где муж то?»

«Уехал. Гастролировать.» Сказано это с нарочитым протяжным ударением на второе слово.

«Ты понимаешь, я же прекрасно всё вижу: эти прятки с телефоном, эту радостную морду, подсвеченную экраном. Подруга, млин! Прям, душа в душу попала!»

Она яростно дёргает молнию рюкзака, та поддаётся, из недр появляется бутылка дешёвого рома. По-хозяйски она достаёт стаканы и бутылку колы из холодильника. Мне так нравится следить за её суетой на моей кухне…

«А сама-то ты сейчас не дома сидишь, примерная?» Я беру из её рук бутылку и разливаю сам.

«Это совсем другое! Я знаю тебя столько же, сколько и его! Да мы тысячу лет дружим. Я могу, не скрывая, сказать, где я и зачем. А он что? Прячется с телефоном по туалетам! Под подушкой с ним спит. Блин, ты или научись скрывать свои шалости на стороне или не берись…»

Мы пьем, курим прямо на кухне, разговариваем об отношениях и окружающих нас людях. Время вязкое и плотное в этот вечер, и мне нравится, что оно не летит. Я могу прямо и открыто смотреть в её глаза. Они серые с вкраплением голубых и зелёных чёрточек, расходящихся от пульсирующего зрачка. Она говорит взволновано, ром сделал своё дело, разгорячив кровь и развязав клубок мыслей и нервов. Ей надо выговориться. Я знаю, насколько она всегда сдержана.

Около полуночи она уезжает. Я ещё какое-то время сижу на кухне и пытаюсь анализировать, что я чувствую рядом с ней. Могу ли я почувствовать подобное рядом с другой девушкой? Я могу быть с ней самим собой. Не просто могу, я так и делаю. Я не задумываюсь, говорю то, что хочу сказать. Не пытаюсь продумать дальнейшим алгоритм общения. Может быть, отпустить свои принципы и условности? Её муж мой друг. А друг ли? Кто такой друг? Тот, с которым ты готов быть искренним, кто поймёт тебя, поддержит, даже если ты не прав, скажет тебе прямо, когда ты не прав, не будет лукавить, осудит твои неверные действия, но придёт к тебе на помощь. С ним я не готов быть самим собой всегда, с ней готов. Но я не могу порушить свои принципы. Я не могу быть больше один… Я боюсь остаться один. Я готов побороться с самим собой.

В эту ночь я снова вижу сон. Во сне снова рыба. Но всё не так, как было в последнее время, нет реки, нет спокойных величественных рыб, плывущих рядом со мной по течению. Во сне рыба гонится за мной как в детстве. Большая зубастая громадина несётся по небу над городом. Но во мне нет страха. Я не падаю беспомощным и маленьким существом в пучину тёмного города. Я лечу, ловлю потоки воздуха и вижу под собой такой знакомый город, свой город. Я знаю, где я могу спрятаться от рыбы. Мне не страшно…

Просыпаюсь. Ещё темно, я спал всего пару часов. Я так привык молчать большую часть суток, делить свои мысли только с самим собой, а переживания этого вечера не отпускают меня, мне нужно всё это выплеснуть.

Беру бумагу и ручку. Я так давно не писал ничего без бытовой и рабочей необходимости. А когда-то в юности я сочинял стихи. А кто их не сочинял хоть раз в жизни? Сейчас из меня рвались наружу слова. Ну, давай, ручка, попробуем, пиши…

Раздавленный город давлением масс
Небесных бесформенных агломераций
На дне океана вселенского спал,
Замученный шумом дневных аберраций
Палящего солнца
И фар
Машин, что снуют словно рыбы на нересте
В потоках асфальтовых каменных рек,
В своих бензобаках сжигая безжалостно
Природное топливо, что влил человек
Рукою, измазанной
П`отом
И кровью, ушедших в последнюю смену
Под самое чёрное и беспросветное дно…
И в этих пещерах подземных мерещатся
Им рыбы волшебные, что по течению
Несут плавниками покой для уставших,
Измученных плаваньем в толще земной суеты,
Простившихся мысленно
С близкими,
Зная, что каждая смена быть может последней…
И пусть поцелуй на макушке ребенка
Не смоет река полноводная жизни.
И в рыбьих глазах пронесутся
Из памяти, прошлого
Все самые теплые воспоминания.
Но рыбы глаза закрывают…

Я вслух перечитывал написанное. Дважды, трижды, и ещё раз. Странно, ни слова о любви, ни слова о ней. Какой-то гимн безысходности. Нет, это не вдохновение и совсем не то, что поможет мне сейчас успокоиться. Я сложил лист со стихотворением в самолётик, открыл окно и пустил его в густую темноту за окном.
Попробую уснуть.

В холодильнике ещё оставался ром, я налили в стакан всё, что оставалось в бутылке, и выпил не разбавляя. Холодная жидкость обожгла горло и разлилась внутри теплом.
Я быстро уснул.

Толщь речной воды преломляла лучи света, падающие откуда-то сверху. Тёмная чешуя огромных рыб отливала в этих лучах фиолетовым и зелёным. Рыбы плыли медленно и величественно. Казалось, ничто не могло прервать их бесконечный путь по этой таинственной реке. Я постарался приблизиться к одной из них. Я прикладывал неимоверные усилия, чтобы пошевелить рукой и дотянутся до гладкой чешуи. Но тело не слушалось меня. Вдруг рыба, плывущая рядом со мной, открыла глаза. Её большие глаза были серые с вкраплением голубых и зелёных чёрточек, расходящихся от пульсирующего зрачка…

рю Солей, целиком и полностью художественный вымысел. У меня сложные отношения со снами - я их почти никогда не вижу(

Из дуэли "Среди костей обилен урожай"

Александр Петрович не любил поезда. Поезда, вокзалы, долгие прощания на перроне, людей, идущих за отъезжающим поездом, словно привязанных к пассажирам в вагонах невидимой нитью. Как и многое в нашей жизни, эта нелюбовь шла из детства. На поезде уезжала мама на учёбу, оставляя его дважды в год на долгие несколько недель с бабушкой, под строгим надзором, а не с пирожками и сказками, как можно было бы подумать. На поезде уехал отец и больше не вернулся. Нет, с ним не приключилось несчастья или болезни. Он нашёл свою новую жизнь там, куда увёз его этот злосчастный поезд.
  И в этот раз он долго раздумывал, возможно ли отказаться от поездки. Здесь боролись его внутренние тараканы, которых он накопил за свои почти пятьдесят порядочно, и совесть, скорее даже желание держать марку человека интеллигентного, честного и правильного по общественным меркам.
  А как возникла эта необходимость ехать? Случай нашёл его сам. Писем он не ждал, никаких запросов никуда не отправлял, никого не разыскивал, но в один из августовских дней, когда приближение осени уже чувствуется, но не принимается только усилием разума и настырностью календаря, Александр Петрович достал из своего почтового ящика конверт. И это была не рекламная рассылка и не письмо грядущего счастья из пенсионного фонда. Отправителем письма значился военкомат. Это показалось Александру Петровичу странным: сам он уже ни на что не годился, а дочка вроде призываться никем никуда не должна была. Но настырные буквы на конверте чётко прописывали его фамилию, имя и отчество.
  Письмо было написано формальным языком документов, одновременно многословно и сухо. Александру Петровичу пришлось перечитать его несколько раз, чтобы понять, какое отношение он имеет к упомянутым лицам в письме.
  Земцов Иван Зиновьевич 1914 года рождения. Был призван на службу в начале Великой Отечественной Войны. Пропал без вести осенью 1941 года. Долгие годы числился пропавшим без вести. Найдены останки, перезахоронение запланировано на 29 сентября. Приглашают родственников присутствовать на церемонии для вручения документов.
  Александр Петрович плохо знал отца, он оставил семью, когда сын был ещё очень мал, но всю жизнь проносил фамилию отца. Сам отец Александра Петровича, Пётр Иванович, рос с отчимом и фамилию получил от отчима. Поэтому не сразу Александр Петрович соотнёс себя с бойцом Красной армии, упомянутым в письме. Это был его дед.
  Тема великой победы была для Александра Петровича связана с личной драмой всё детство. Каждый год приближение 9-го мая возрождало в нём тоску. Одноклассники готовили рассказы о своих дедах, дядях, участвовавших в боях, о героических поступках, приносили фотографии, а ему было нечего рассказать. Отца он расспросить не мог, а дед по материнской линии к моменту начала войны значился ведущим техническим специалистом на заводе и был эвакуирован вместе с заводом на Урал, и в боях не участвовал. Трудовой подвиг, промышленность, поддержка тыла, это всё были пустые слова для мальчишки, сердце которого огнём жгли рассказы одноклассников о героических подвигах их родственников.
  Уже в студенческие годы Александр Петрович проявил инициативу и наладил общение с отцом. Ну, как наладил, они поздравляли друг друга с праздниками и созванивались раз в месяц для сухого разговора. Тогда же он и расспросил его о деде. Записал фамилию, имя, отчество и год рождения и узнал, что дед пропал без вести спустя три месяца после призыва на фронт. Обладание этой информацией как будто заполнило пустую ячейку в его голове. Но день великой победы никогда не был для него праздником со слезами на глазах. Просто историческая дата, просто выходной.
  А сейчас он отправлялся на церемонию захоронения останков своего деда. «Почему бы и не съездить, - сказала жена, - на работе тебе отгулы дадут, ты у них на хорошем счету. Развеешься, да и документы получишь, память всё-таки.» Александр Петрович с удовольствием переложил роль принятия решения на жену и отправился «развеяться».
  Но на душе у него было неспокойно. Осенний пейзаж за окном поезда летел разноцветной лентой, а взгляд его почему-то цеплялся только за чёрные взрытые поля и пустующие деревни с сизыми домиками. Александр Петрович не был человеком, склонным к философии, мысленной рефлексии и размышлениям о психологической составляющей своей личности. Он строго вёл бухгалтерию крупного предприятия, был всегда в курсе мировых новостей и в свободное время предпочитал заняться делом, чем предаваться размышлениям. Так что, отбросив наползающие размышления о деде, войне, детстве, отце, он занялся чтением газеты. Соседи по купе ему достались немногословные, да и сам он не имел желания сейчас вести дорожные беседы. Прочитав по диагонали газету, Александр Петрович постарался поскорее уснуть, а утром поезд уже прибывал в пункт назначения.
  Захоронение останков бойцов проводили под Смоленском, вблизи тех мест, где они были найдены. Александр Петрович с вокзала отправился к Смоленскому районному военкомату по указанному в письме адресу. Там должны были собраться все прибывшие родственники и организованно отбыть на автобусе к месту захоронения.
  Осеннее утро радовало солнцем. Вероятно, вчера шёл дождь, кое-где оставались лужи, а влажная опавшая листва источала прелый запах. Александр Петрович пришёл к месту сбора одним из первых. У крыльца военкомата собирались люди. Очень разные. Была пара зрелого возраста, наверное, чуть старше Александра Петровича, молодой мужчина с дорожной сумкой, две женщины, что-то бурно обсуждающие, очень пожилой мужчина в сопровождении девушки, и пара с ребёнком лет десяти. Таких разных людей собрала общая история в одном месте…
  С пунктуальностью, присущей военным, в назначенное время из военкомата вышли к ним несколько человек в штатском и мужчины в форме. Всех собравшихся пригласили проследовать в автобус, ожидавший чуть поодаль.
  Дорога заняла чуть больше часа. На протяжении всего пути в автобусе царила тишина, все присутствующие как будто погрузились в свои мысли. Александру Петровичу казалось, что мысли его стали неподвластны ему самому, а чувства острее, солнечный свет резал глаза, мелькающий за окном автобуса лесок на окраине города, несмотря на свой яркий осенний наряд, казался мрачным и зловещим. Чувство тревоги не покидало Александра Петровича. В его картине мира Великая Отечественная Война, несомненно, значилась как важное событие в истории его страны, сколько фильмов было пересмотрено, сколько рассказов услышано, но это всё же была не его личная история, а история страны, наряду с революцией, гражданской войной и другими знаковыми событиями отечественной истории. Он никогда не впускал в своё сердце чужую людскую боль. А сейчас сердце щемило.
  Они вышли из автобуса и направились в сторону от дороги по мягкому ковру жухлой травы и листьев. За негустой полосой лесопосадки было оформлено некое подобие небольшого мемориала: гранитная плита с именами бойцов на высоком постаменте, вырытый котлован и рядом с ним несколько небольших ящиков, обитых бордовым бархатом. Густые кусты боярышника отгораживали площадку от широко поля.
  Сначала слово взяли официальные лица, был кто-то из представителей городской или областной администрации, выступил кто-то из военных и в конце дали слово собравшимся родственникам. Вышел говорить пожилой мужчина. Он представился, рассказал о том, что один из бойцов, его старший брат, сам он был принят на службу позже, когда подошёл по возрасту. На тот момент семья уже получила известие о пропаже старшего сына. Видно было, как старик волновался, он то и дело доставал платок из кармана пальто и украдкой утирал выступающие слёзы.
  - Мы были мальчишками, мы бежали и стреляли во врага. Мы не целились в людей, мы палили в одно большое зло, пришедшее в наш дом. Среди нас не было героев, силачей, метких стрелков, мы боялись, мы хотели домой, но мы понимали, что если мы не пойдём бороться, то дома у нас не будет. Посмотрите, какие разные люди собрались сегодня здесь. И если для каждого нарисовать дерево его семьи, то где-то у корней будут кости. Кости, дедов и прадедов, положивших свою жизнь для защиты будущего своих потомков. Я прошу Вас, пусть урожай этих семейных деревьев - молодое поколение, сегодняшние мальчишки, никогда не забывают, что питает корни их деревьев.
  Девушка помогла старику отойти в сторону от котлована. Было видно, что взволнованная речь забрала у него много сил. Александр Петрович жадно слушал его слова. Он представил, как по этому самому полю, которое простиралось дальше от мемориала, бежал его дед, и ещё десятки, сотни ребят, которым никогда не суждено было вернуться домой. Какой животный страх они испытывали, какую борьбу они вели не только с врагом, но и с самими собой!
  Ящики с останками бойцов опускали в могилу. Александра Петровича как будто подкосило, он опустился на колени и наклонил лицо вниз, словно отдавая дань за все эти годы беспамятства. Он не видел никого вокруг себя, только жухлую траву, усыпанную кроваво красными ягодами боярышника.

Десяточка Ноябрь 2017
Я! Я! Не забудьте по меня!

Он выбежал на берег моря. Мощные нетерпеливые  волны торопливо набегали на песок одна за другой. Величественный фрегат плавно удалялся к недостижимой линии горизонта.
- А как же я? Не забудьте про меня! - только и смог покричать он в отчаянии, забегая в пену прибоя.
Но в ответ получил лишь размашистые оплеухи солёного влажного ветра...
- Проснитесь уже, наконец! - медсестра нетерпеливо похлопывала его по щекам. - Пора делать укол!
Она потянулась за шприцом, открыв ему вид на картину, висящую на стене напротив. На картине масляной море с вихрастыми волнами качало фрегат, стремящийся к горизонту.

Десяточка Декабрь 2017
На грани

Резкий звук удара стакана о стол заставил выйти меня из оцепенения. Который по счёту? Я кладу опустошённый граненный стакан на бок и усилием руки заставляю его перекатываться с грани на грань. Если бы граней у стакана было больше, то я отправил бы его в последний полёт с верхотуры стола одним лёгким движением руки…
Знаешь, ещё несколько лет назад я напоминал себе куб. Я твёрдо стоял на своём, мои немногочисленные грани были повернуты по направлениям добра и зла, хорошего и плохого, нужного мне и бесполезного, и никакой толчок не способен был заставить меня покатиться в бездну. Но жизнь решила меня, как это говорится, пообтесать. Ты ведь представляешь, если планомерно отсекать рёбра у куба, то сначала граней станет пять, потом шесть, потом ещё на одну больше, и ещё, пока вся поверхность не покроется тонкими полосками граней.
Я уже лежу на боку, на тонкой грани своего я. Попробуешь толкнуть?

Межфорумная дуэль "Кажется дождик собирается"

ЕЁ ГОРОД

Военный джип потряхивало на разбитой дороге. В машине, неспешно двигающейся по заброшенной дороге к небольшому городку на окраине штата, ехало четверо молодых мужчин в военной форме.
- Чертовски унылая местность! А это мы ещё до самого города не добрались. Неудивительно, что все отсюда сбежали, - всматриваясь в бесконечную равнину, сказал темноволосый мужчина, сидевший на переднем пассажирском сиденье.
- А ты, Питер, прибавь ещё к этому всему непрекращающийся дождь, - добавил с заднего сидения темнокожий паренёк. - Слушай, Билли, вот ты умный самый, ты скажи мне, действительно может дождь идти постоянно, или это всё байки, страшилки для провинциальных юнцов?
- Если бы это были байки, мы бы с вами сейчас не тряслись в этом бронированном корыте по дороге на сааамое важное задание, - последние три слова были сказаны водителем с интонацией, точно передающей манеру речи их командира, и все пассажиры лениво усмехнулись.
- Ну... Теретически, конечно, это выглядит странным, но датчики, установленные на метеостанции в Кинсвеле на протяжении всех двадцати лет показывали стопроцентную влажность, - отозвался на вопрос Кайла сидевший рядом с ним на заднем сидении Билли. Это был худощавый паренёк, казавшийся особенно бледным на фоне своего темнокожего соседа. Он всегда был немного в стороне от бравых и лихих товарищей по службе. Слыл среди бойцов интеллектуалом и был отличным объектом для шуток.
- Только вот одного не пойму, ну дождик, ну хреново, конечно, в такой обстановке жить, вот они все депресснули и умотали из городка. А нам-то чего бояться? Зачем эти костюмы защитные, респираторы? Командование опасается, что мы намочим ножки и засопливимся? - Кайл покрутил в руках респиратор и резким движением нацепил его на голову Билли, расположив фильтры на макушке.
- А ты меньше думай, дали инструкции - выполняй. Я вот не спрашиваю, какого чёрта мне дали полную машину таких болтливых вояк, - водитель по имени Уолтер сосредоточено крутил рулём, пытаясь выбрать путь ровнее по ухабистой дороге, изъеденной временем. - Взял бы одного Билли, и мы бы с ним отлично справились. Я доставил бы, он починил, вот и все дела. Подъезжаем, братцы. Готовьте ваши масочки.

Впереди виднелся ряд табличек. Первая предупреждала о начале опасной зоны и предостерегала посторонних от дальнейшего движения по дороге, сразу за ней размещалось уведомление о видеонаблюдении за нарушившими запрет. Несколькими десятками ярдов дальше на обочине возвышался столб с видеокамерой. И ещё примерно через милю они поравнялись с покосившейся, чуть заржавевшей табличкой с названием города: "Кинсвел". Вдалеке виднелись очертания невысоких домов и одиноко торчащей телевизионной вышки.

Небо было вполне ясным, солнце перешагнуло через зенит, и никакого дождя не было и в помине. В машине, медленно двигающейся по дороге, повисла тишина. Все четверо внимательно вглядывались в приближающиеся строения и посматривали на небо, как будто в любую минуту могли сгуститься тучи, и мог пойти тот самый дождь, из-за которого этот город стал необитаемым.

- А дело-то не в датчиках, - тихо пробормотал Питер. - Дело-то в дожде, похоже. Вернее, в его отсутствии. Где дождик, Билли? Какая там страшилка прилагается к этому городку? Не просто же всем дождь надоел, а там история какая-то была?
- Говорят, что дождь на город наслала девушка. Она, вроде как, отличалась паронормальными способностями. Ну, вы знаете, как любят в таких городках всякую подобную фигню наболтать про людей. Не общалась она ни с кем, короче, изгоем была среди сверстников. И в день выпускного злые детки решили над ней подшутить. Подговорили самого крутого перца из школы пригласить её на выпускной бал, и подстроили ей там подлянку. Она вся такая раскрасавица пришла, а они на неё вёдра воды посреди зала вылили. Прическа в хлам, платье в хлам, ну вы поняли. Девчонка та и разозлилась, и прокляла всех, и городок впридачу тоже прокляла, и с этого момента пошёл дождь и больше не останавливался, - Уолтер на мгновение отвернулся от дороги и многозначительным взглядом обвёл всех пассажиров. - А потом не просто так всё на дождике этом закончилось. Стали потихоньку в городе людишки слетать с катушек. Первая красавица школы повесилась ни стого ни с сего, ко врачам зачастили пациенты с жалобами на галлюцинации, депресуха так вообще пол города накрыла, попытки самоубийств стали расти. Решили тогда власти штата, что проще всех переселить, чем лечить и суицидными делами марать чстное имя полиции штата. Вот и опустел городок, остались только датчики с передатчиком, чтобы за дождиком следить.
- Да ты, Уолтер, осведомлен. - усмехнулся Питер. Этот смешок получился у него скорее нервным, чем веселым. Да и у всех в машине был достаточно напряженный вид.
- А то, думаешь, если я не тарахчу как вы без умолку, то не знаю ничего? Неее, браток.
Тем временем джип уже въехал в город и двигался между рядами пустующих домов. Ярко светило солнце и вполне ещё по-осеннему пригревало, но городок даже в его лучах выглядел ужасно неуютно и неприветливо. За двадцать лет дома не успели изветшать до неузнаваемости, но имели вид абсолютно нежилых. Окна в некоторых из них были заколочены, в некоторых же наоборот зияли пустотой заброшенных комнат. Прежде ухоженные лужайки теперь напоминали пустыри, наподобие тех, что тянулись на подъезде к городу. Кусты и деревья без обрезки человеком обросли наравне со своими дикими собратьями и заползали ветками на пороги домов, крыш, загораживали дорожки. Мёртвый город имел безобразное, отталкивающее лицо.

- Давайте-ка по-быстрому разберёмся с этим дерьмом и свалим отсюда, - проговорил Уолтер, ускоряя ход машины.
Они проезжали мимо магазинов, расположивхся в центре городка, когда Кайл вдруг вскрикнул:
- Стой, Уолтер! Остановись! Ребят, смотрите, там же можно раздобыть крышесносные раритетные штуки.
Горящий взгляд Кайла был обращен в сторону магазинов, в витринах которых действительно виднелся товар, оставленный там ещё двадать лет назад.
- Каких-то несколько минут, и двинем дальше, а?
Машина замедлила ход и остановилась у обочины.
- Эй, а респираторы? - вопрос Билли повис в воздухе и будто растворился, не долетев до своих адресатов. Отсальные участники миссии решили, что отсутствие дождя является фактором отменяющим особые меры безопасности.
Билли поспешно натянул респиратор и вылез из джипа вслед за товарищам, которые уже направлялись к магазинам.
- Давайте, хотя бы не будем расходиться по одному? - Билли чувствовал, что ему абсолютно не хочется оставаться с этим гродом один на один. Ему постоянно хотелось оглянуться и проверить, не наблюдает ли за ним кто-то.
Кайл и Питер проворно разобрались с дверным замком магазина спортивных товаров и уже скрылись внутри, шумно делясь друг с другом своими находками. Уолтер же ещё ковырялся у двери магазина музыкальных товаров.
- Чёрт! - Уолтер резким движение смахнул что-то с макушки и прищурившись уставился в небо. - Только что же не было ни облачка! Откуда капает? Какого чёрта?
Тут дверь поддалась, и он ввалился внутрь магазина. Билли остановился в недуомении на пороге и оглянулся. По прежнему светило солнце, и на сухом растрескавшемся асфальте не было ни единого следа капель дождя.

Уолтер прихватил из магазина губную гармошку и несколько пластинок, Билли же только топтался в центре магазина, желая, чтобы эта незапланированная остановка скорее закончилась. Когда они вышли из магазина и направились к машине, двух их спутникв ещё не было на месте.
- Вот тебе и байки о дождике, - ворчал Уолтер, пытаясь прикрыть рукой пластинки и поёживаясь, как будто за шиворот ему летели капли.
Билли с нескрываемым удивленим посмотрел на Уолтера, но не стал ничего говорить, в респираторе это было делать очень неудобно.
Тут за их спиной со сторны магазинов послышался голос Кайла:
- Эй, а Питер не с вами?
- Последний раз мы видели его с тобой! - Уолтер, продолжая поеживаться, торопливо открывал машину.
- Он решил посмотреть ещё что-нибудь интересное в соседнем магазине и не дождался меня, - Кайл добежал до машины и забросил в неё пару скейтов и четырехколесные ролики. - Этот чертов дождь всё-таки пошёл! Питер! Хватит уже раскопки вести! Поехали! - громко проорал Кайл.
Но ответа не последовало. Уолтер, уже разместившийся за рулем джипа, тихо посылая проклятья, вылез из машины и решительно последовал в сторону магазинов. Кайл и Билли поспешили за ним.
Они нашли Питера в магазине игрушек. Он сидел на полу спиной ко входу и тихонько раскачивался.
- Питер, какого чёрта? - Уолтер не скрывал раздражения. - Быстро тащи свою задницу в машину, пока мы тут не заплесневели!

Но Питер, казалось, их не замечал. Он прижимал к себе плюшевую игрушку, раскачивался и что-то бормотал. Из обрывочных фраз можно было разобрать, что он говорил о маме, о том как она ворчала, что бельё, сушившееся во дворе, снова промокло под дождём. И что он не виноват, ни в чём не виноват. Но мама кричит, и Питеру всегда кажется, что кричит она на него. Но он сам промок, пока пытался стащить с веревки эти огромные простыни! Что все беды только из-за него...
Из состояния замешательства всех вывел Уолтер. Он схватил Питера за плечи и резким рывком заставил его встать на ноги. Взгляд Питера был устремлен мимо их всех, он был словно загипнотизирован. Кайл подхватил его с другой стороны, и они вдвоем с Уолтером потащили Питера к машине. Билли всё больше становилось не по себе, и уже не просто недоумение, а страх овладевал им.

- Быстро доезжаем до метеостанции и валим отсюда, парни! - всегда невозмутимый Уолтер уже тоже заметно нервничал. Он усадил Питера на заднее сидение и собирался уже занять водительское место, но оглянулся и заметил, что Кайл остановился в нескольких шагах от машины и стоит с совершенно растерянным видом.
- Парни, я не чувствую ног...
Если бы темнокожий человек мог бы побледнеть, то Кайл в это мгновение был бы похож на самое бледное приведение. На его лице отображался неподдельный ужас от происходящего.
- Помоги мне, Билли! И тебя дотащим, дружок, - Уолтер подхватил Кайла под грудки и с трудом оторвал от земли. Билли подбежал и взялся за ноги. Они дотащили его до машины и усадили на заднее сидение рядом с продолжающим бормотать и раскачиваться Питером. - Этот дождь сведёт с ума кого угодно! Валим, Билли!
- Мне холодно, я весь промок, очень холодно... - Кайла била дрожь.
На небе по-прежнему не было ни облачка...

Билли запрыгнул на переднее сидение, Уолтер завел мотор и они помчались к метеостанции. Они были уже почти у цели, когда Уолтер вдруг начал тормозить. Билли, не снимавший всё это время респиратор, вопросительно уставился на Уолтера.
- Она говорит, нам надо уехать, - голос Уолтера был тихим и глухим. Уолтер смотрел куда-то прямо, но не на дорогу. К этому моменту машина уже остановилась. Он снял руки с руля и продолжил говорить, глядя перед собой. - Она говорит, что дальше ехать нельзя.
Билли овладевал страх, но нужно было что предпринимать. Он выскочил из машины и направился к метеостанции.

Солнце уже клонилось к закату, и пламенные отблески плясали на стеклах домов, придавая городку зловещий вид. Билли старался не смотреть по стронам. Бежать было тяжело, респиратор не давал дышать в полную силу.

Вот, наконец, и метеостанция. Он найдет передатчик, включит и попробует передать сигнал sos. Пусть их отсюда забирают, спасают. Спасли же целый город!

Когда Билли добрался до датчиков, то вместо ожидаемого он увидел странную конструкцию, явно возведенную неумелыми руками. Сверху над датчиками влажности располагалась ёмкость, из которой выходил короткий шланг, заканчивающийся насадкой от садовой лейки, расположенной точно над чувствительной поверхностью датчика. Передатчик был в полном порядке. Датчик действительно был сухой. Так и должно было быть, ведь дождя не было, и судя по земле, потрескавшейся от сухости, уже давно.

Билли услышал шорох сзади себя. Резко обернулся. Перед ним стояла женщина лет сорока в одежде сделанной по моде двадцатилетней давности. В её руках было ведро с водой. Взгляд женщины пронизывал Билли насквозь. Ему захотелось исчезнуть, испариться, только бы не видеть этих глаз.
"Это мой город. Здесь всегда будет идти дождь. Этот город всегда будет только моим."
Билли отчетливо слышал эти слова в своей голове, но он мог поклясться, что женщина не раскрывала рта. Она говорила в его голове.
Билли кивнул, на немеющих ногах подошёл к женщине, взял из её рук ведро и вылил всё его содержимое в бак над датчиком. Из лейки на датчик закапала вода. Когда Билли повернулся, женщины уже не было.

Всё, чего он желал в тот момент - это оказаться подальше от этого жуткого места, от этого города. Он из последних сил бежал к машине. Когда он добрался до джипа, Уолтер по-прежнему сидел в оцепенении. Билли забрался на пассажирское сидение и стал трясти Уолтера изо всех сил.
- Уезжаем! Уезжаем, Уолтер, как ты и просил, скорее! - Билли старался как можно четче прокричать сквозь респиратор.

Гул мотора военного джипа разрезал тишину мертвого города, оставляя его пустым ещё на много лет.

Дуэль.

Закрытая книга

«Рик закрыл книгу и подошёл к окну. Над сонным городом поднимался рассвет, окрашивая розовой дымкой серые стены высоток. Начинался новый день. Начиналась новая жизнь.»
Я дошёл до точки. Закрываю книгу. Закончилась жизнь с героями, закрылась дверца в их мирок. Выныриваю в свой. Моя новая жизнь не началась, пока я гулял по литературным мирам. Всё то же утро, всё те же люди, всё тот же вагон метро, ежедневно пережевывающий человеческую массу. Двери, словно жадные рты, широко раскрываются, засасывая в себя людской поток. Внутри вагона пассажиры переваривают свои мысли, спят, просыпаются, перетирают в разговорах насущные темы, потирают друг другу бока, толкаясь к выходу… Приехали. Вагон выплёвывает на станции пожеванных дорогой людей.
Каждый день вагон разный, а утро одинаковое, люди разные, а пассажиры одинаковые.
Я закрыл книгу и уставился перед собой, физически ощущая, как пустота пробирается по моему разуму, вытесняя мир прочитанной книги.
- Молодой человек, могу ли я отвлечь Вас от раздумий?
Справа от меня сидел мужчина весьма солидного возраста. Казалось бы, ничего необычного в его внешнем виде не было, посеребренные возрастом волосы, аккуратный клетчатый пиджак, серая рубашка, брюки чуть темнее, начищенные ботинки, может быть, слишком аккуратный для старика в метро, может быть, слишком несовременный для старика в Москве. Трость. Вот на чём задержался мой взгляд. Трость с рукояткой из слоновой кости. Возможно, пластик? Но именно так в моём представлении выглядит слоновая кость.
- Право, не так уж я странно выгляжу, чтобы разглядывать меня с таким изумлением, – мужчина еле заметно улыбнулся. – Я видел, что Вы закончили читать книгу, поэтому решил развлечь Вас беседой.
Вагон остановился на очередной станции, приводя в движение людскую массу. Несколько секунд суеты, и снова все на своих местах.
- Мне осталось проехать всего пару остановок, боюсь Вас разочаровать слишком быстрым окончанием беседы, - я попытался вежливо отшутиться.
- Для интересного разговора не нужно много слов. Иногда достаточно одного, чтобы определить, что за собеседник рядом с тобой. А раскрыть человека, словно книгу, это уже интересно.
- И хочется Вам знать нутро первого встречного в метро? Может быть, я неприятный тип?
- Поверьте, я немало пожил и умею определять сомнительных личностей, - он коснулся моей книги. - Вот как Вы выбирали книгу? Не только же по обложке? Но Вам достаточно было прочитать несколько страниц, чтобы понять, годится ли она Вам.
- А, может быть, мне посоветовал её друг? Или я прочитал рецензии?
- Тогда я сразу могу сказать, что Вы человек неплохой, раз водите дружбу с людьми читающими. А ежели Вы рецензии перед этим прочитали, то чтение Ваше хобби, а не мимолетная случайность.
- А Вы только по разговорам людскую сущность определяете или так можете «по обложке»?
Мужчина улыбнулся и перевёл взгляд на сидящих напротив нас людей. Он молча рассматривал их несколько секунд.
- И про кого из них Вы хотели бы услышать?
Я понял, что мне казалось странным в этом пожилом человеке – искры в глазах. Чёртики пробегали в его таких молодых глазах и терялись в морщинистых уголках улыбки. Я привык видеть стариков с потухшими глазами, или светлыми и мудрыми, или наполненными усталостью, или … Много разных или. Но таких лукавых глаз я не встречал давно, даже у молодых.
- Расскажите мне про девушку с книгой, вон ту, с жёлтым рюкзаком.
- Вы оказались предсказуемым, мой юный друг! – снова мелькнула искорка в его взгляде. – Вы любите собак?
- К чему этот вопрос обо мне?
- Посмотрите внимательно, в боковом кармане её рюкзака торчит упаковка от собачьего лакомства, а к шнуркам её кед прилип репей. Вы готовы к утренним прогулкам с собакой?
- О каких прогулках Вы говорите, я даже не знаком с ней? Может быть, мы с ней абсолютно разные? – я отвечал своему собеседнику, а сам наблюдал, как девушка закрывает книгу, складывает в рюкзак и встает со своего места, готовясь выходить из вагона.
- Вы же не всегда похожи с героями книг, что так с упоением читаете? Вот очередная книга закрыта. Попробуйте открыть новую и погрузиться в новый мир, - мужчина также встал со скамьи и направился к дверям в противоположном конце вагона.

- Девушка, как зовут Вашу собаку?
- С чего Вы взяли, что у меня есть собака?
- Я просто тоже очень их люблю.
- Правда? Рик. Его зовут Рик.